Владимир Контровский - Трудно быть богом обитаемого острова

Господин государственный прокурор выдвинул ящик стола, оросил беснующийся мозг глотком алкоголя и взвесил в руке тяжёлый автоматический пистолет — давненько я не стрелял, да. А потом вызвал дневного референта и распорядился:

— Мою бронированную машину. И личную стражу — всю, до последнего человека, на трёх транспортёрах. И ещё: охранной бригадой Легиона, расположенной здесь, в столице, командует бригадир Чачу. Вызвать его ко мне и доставить — немедленно.

На улицах столицы трепетала дымка боязливого непонимания. Люди чувствовали — что-то произошло, что-то случилось, но что именно, никто понять не мог. Официальных сообщений не было — никаких, — и поэтому люди жадно ловили слухи, претендовавшие на достоверность (а как же иначе?). Одни говорили, что на радиотелецентр упал хонтийский баллистический снаряд, другие муссировали версию о пандейской смертнице, врезавшейся в здание на летательном аппарате, начинённом взрывчаткой, третьи обвиняли в случившемся проклятых террористов-выродков (а кого же ещё?). Из уст в уста передавались сведения о десятках тысяч жертв, и это в какой-то мере соответствовало действительности — погибших при взрыве и в самом деле было много, очень много. И обитатели огромного города ждали, не понимая даже, чего именно они ждут.

Но самое главное: почти всеми подспудно ощущалось, что событие это из ряда вон выходящее, и что за ним последуют серьёзные перемены. И нельзя сказать, что мысль об этих переменах приводила в безудержный восторг всех, от мала до велика. Да, монотонная серая жизнь в замкнутом (в искусственно замкнутом) пространстве, именуемом Страной Неизвестных Отцов, у очень многих вызывала неосознанное (трудно что-то осознавать под воздействием поля башен) глухое раздражение, однако и перспектива неясных перемен не порождала неуёмной радости. Да, незримая длань Отцов давила, однако она же играла роль кровли, защищавшей от непогоды, пусть даже с кровли этой капало за шиворот, и туда же падали иногда срывавшиеся с неё скользкие мокрицы. Взрыв телецентра смерчем сорвал эту крышу, но что будет дальше? Что прольётся с неба над головой — тепло Мирового Света или струи ядовитого дождя? Конечно, мало кто из жителей столицы способен был мыслить такими философско-поэтическими категориями, но неопределённость будущего вызывала смутную тревогу у всех (и даже у тех, кто это будущее примерно себе представлял и пытался сделать его настоящим).

Растревоженный муравейник, думал Максим, наблюдая, как по встрёпанным улицам перебегают редкие (большинство людей попрятались по домам, ошеломлённые невиданной силы ударом депрессионного поля) прохожие. Пришёл большой дядя, ткнул палкой, сломал купол муравейника, и что теперь делать муравьям? Прятаться (а вдруг большой дядя придёт снова и на это раз не порушит, а подожжёт муравейник?) или дружно восстанавливать своё жилище по старой привычной архитектуре? А большой дядя — это я, и чувствую я себя не очень уютно, особенно после того ушата холодной воды, который вылил на меня Странник. Стоит исчезнуть липкой паутине отупляющего излучения, доказывал я, и все они тут же всё поймут, воспрянут, сметут застенки, порвут оковы и так далее. И что же мы видим в городе? Ликующих толп, потрясающих воздух криками «Свобода! Свобода!» не наблюдается, и вряд ли можно ожидать появления этих толп. Практика сильно отличается от теории, тем более от теории восторженно-романтической, имеющей с реальностью очень мало общего. Нет, не зря Странник обозвал меня дураком и сопляком — прав он был, ой как прав…

Подобные мысли не способствовали уверенности в себе и в своих силах, и Максим постарался их задавить. Ничего, не боги горшки обжигают, сказал он себе, главное — Центра больше нет, а люди — они ещё просто не проснулись, не вышли из дремотного состояния, но они обязательно проснутся, и я им в этом помогу. А сейчас надо как можно быстрее сделать то, ради чего мы едем в город.

Бронированный транспортёр с эмблемой Департамента специальных исследований с урчанием прокладывал себе дорогу — зачастую в буквальном смысле слова. Волна «чёрного» излучения оставила после себя хаос и мусор, в том числе множество брошенных автомобилей. Их приходилось то и дело объезжать, а иногда, поднатужившись, сдвигать с дороги к обочине — во многих случаях водителей разбитых и покалеченных машин и след простыл. Один из перекрёстков оказался заблокирован опрокинувшимся автобусом, в который воткнулось ещё несколько машин, и эту сюрреалистическую композицию из мятого металла и раскрошенного стекла пришлось объезжать по соседним улицам — для растаскивания такого завала понадобился бы бульдозер или мощный тягач. И, конечно, время, которого у Максима было в обрез.

Вепрь знал, где искать Мака Сима, и воспользовался своим знанием через полчаса после того, как Мак вернулся в институт. Тик Феску позвонил и сказал всего три слова «Нам нужно оружие», пояснив, куда это оружие требуется доставить. Мак сам вызвался взяться за это дело — дело было предельно конкретным, как раз таким, которое ему требовалось, и Сикорски, немного поколебавшись, согласился.

Дело оказалось рискованным. В отличие от гражданских лиц, силы безопасности и легионеры не впали в растерянность, а быстро и слаженно взяли под контроль всю столицу. От задержания или от затяжной перестрелки с вполне предсказуемым исходом Максима и его группу спасла маркировка на борту транспортёра — эмблему Департамента специальных исследований знали, и знали хорошо. Бронетранспортёр, набитый ящиками с оружием и боеприпасами, трижды (и без всякого досмотра) миновал блок-посты, и Максим понял, что «институт» Странника является очень серьёзной структурой, своего рода государством в государстве, что сотрудник Галактической безопасности Рудольф Сикорски за пять лет очень многое сумел сделать для спасения Саракша, и что не будь Странника, приключения Максима Каммерера на обитаемом острове, вероятнее всего, давно бы закончились.

До указанного места встречи они добрались без помех. Вепрь уже ждал, спокойный и невозмутимый, — как всегда. Такими же спокойными выглядели и его люди — немолодые, с жёсткими лицами, — и только по блеску их глаз Максим понял, что на самом деле эти люди представляют собой взведённые боевые пружины, готовые сработать в любую секунду.

— Спасибо, — просто и буднично сказал Вепрь, когда последний ящик был принят и унесён куда-то проходными дворами, — вы нам очень помогли, Мак. Сколько, по-вашему, должно ещё пройти времени до наступления лучевого похмелья?

— Думаю… — начал Максим и не договорил: его прервало мяуканье коммуникатора.