Харлан Эллисон - Пылающее небо

Порталес что-то прошептал Карлу Леусу из Калтеча. Я про себя фыркнул: Порталесу никогда не избавиться от своих манер, было бы кому его вовремя попридержать. Хотя пройдоха он еще тот. Пришелец же явно не произвел на Леуса впечатления. Леус также явно не интересовался тем, что говорил ему Порталес, но став лауреатом Нобелевской премии 1963 года, он чувствовал себя обязанным быть вежливым даже с несносными болтунами вроде моего ассистента.

Военный (как же его звали?) стоял на возвышении у высокой вместительной стеклянной клетки, в которой находилось существо, неподвижное, но наблюдавшее за нами.

Пришельцу предоставили пищу на любой вкус, просунув ее в прорези кормушки, но он просто глядел вниз, молчал, словно развлекаясь, и не двигался, как будто не испытывая интереса.

- Джентльмены, джентльмены, минутку внимания! - пропел нам военный. Постепенно воцарилось молчание, отражающее уважение и к нему и к его мерам безопасности, которые причинили нам столько неудобств еще до начала этого совещания. - Мы собрали вас... - ну и помпезно прозвучал он своим "мы", словно он - воплощение Правительства, - чтобы попытаться решить загадку: кем является это существо, и что ему надо от Земли. Мы считаем... это создание... величайшая опасность... - и пошел, и пошел, извергая глупости и пародируя все предшествующие страхи в духе того, что мы уже слышали по отношению многих земных народов. Он даже не мог понять, что мы над ним посмеиваемся и с удовольствием согнали бы его с трибуны. В этом создании не было ничего опасного. Какой смысл брать в плен существо, собравшееся обратиться в прах, как и остальные его соплеменники, продолжающие сгорать в нашей атмосфере.

Но мы выслушали военного до конца. Потом подошли поближе и стали разглядывать существо. Оно приоткрыло клюв, гримаса до удивления напоминала улыбку. Я почувствовал, как меня начала бить дрожь. Дрожь вроде той, какая бывает, если слушаешь очень эмоциональную музыку, или вроде той, что бывает, когда занимаешься любовью. Дрожь всепроникающая, затрагивающая самые глубины моего тела. Я не мог объяснить откуда эта дрожь, но она была лишь прелюдией. Я отогнал все мысли, отстранился от собственной личности, словно "Ногито эрго сум" - подлинный атрибут бытия. Перестав думать, я стал игнорировать все необычное... и вдохнул аромат космоса и дальних миров.

Миров, в одном из которых ветры такие сильные, что животным пришлось отрастить шипы на ногах. Ими они цеплялись за грунт. В том мире один сезон - буйство разноцветных листьев, а другой - бледно-белый, как плоть личинки. Там по лазурным небесам плавают три луны, и играет невидимая лютня. Ей аккомпанируют моря и пустыни. Мир чудес, который старше человечества, древнее, чем память Вселенной.

Внезапно я понял: я слушал телепатический рассказ звездного странника. Итк - кажется так оно называло себя... Что это? Имя? Кличка? Пол? Неясно. Оно одно из пятисот сотен тысяч созданий его племени, прибывших в Солнечную Систему.

Прибывших? Нет, скорее всего это неправильное слово. Они появившиеся...

Не на ракетах, ничего столь примитивного. Не кривизна пространства, даже не сила мысли. Они перепрыгнули из своего мира при помощи... как это называли? Как человеческий язык может произнести то, что непостижимо человеческому разуму? Они прибыли за доли секунды. Не мгновенно, поскольку для этого потребовалось бы множество сложных приспособлений или же гигантские расходы энергии. Их метод за пределами всего этого, выше этого. Он суть перемещения в пространстве. И они появились, преодолев метагалактики, сотни тысяч световых лет, неизмеримые расстояния... А Итк был одним из них.

Так он начал разговор с некоторыми из нас.

Не со всеми. Некоторые из нас его не слышали. Не могу объяснить это ни присущими любому из нас плохими либо хорошими качествами, ни уровнем интеллекта, ни восприимчивостью. Возможно, прихоть Итк, или же он хотел свести общение до необходимого минимума. Но, как бы там ни было, он говорил только с некоторыми из нас. Я видел, что Порталес ничего не почувствовал, а лицо старого Леуса расплылось от восторга, и я понял, что он тоже получил сообщение.

Существо общалось с нами телепатически. Меня это не удивило, не смутило и даже не шокировало. Происходящее казалось естественным. Все соответствовало облику и происхождению Итк, его ауре и способу появления.

Он говорил с нами.

А потом, когда все кончилось, мы взобрались на возвышение и отцепили крепления, на которых держалась стеклянная клетка: мы знали, Итк в состоянии покинуть ее в любой момент, если пожелает. Итк проявил интерес, решил познакомиться с нами, прежде чем сгореть, как его соплеменники. Он захотел узнать о нас, крохотном земном народце, он решил удовлетворить свое любопытство и сделать остановку, перед тем как сгореть. Это было именно любопытно, поскольку когда его соплеменники посещали Землю в последний раз, на ней не было существ, способных выходить в космос, даже на столь мизерные расстояния.

Но теперь пора было возвращаться, и Итк завершил свое недолгое путешествие. К этой цели вел невообразимо долгий путь, и, как бы ни было интересно, Итк спешил присоединиться к своим сородичам.

Поэтому мы открыли клетку, которая не могла стать преградой существу, способному оказаться вне ее, как только пожелает. Пока же Итк был в ней... Нет, уже не был. Исчез! Небо горело.

Добавилась еще одна булавочная головка, скользнувшая вниз сквозь атмосферу и вспыхнувшая факелом. Итк перестал существовать.

Он оставил нас.

В тот же вечер Карл Леус выбросился с тридцать второго этажа небоскреба в Вашингтоне. Из тех, кто слушал Итк, умерло еще девять человек. В тот же день. Хотя я был не готов, но и во мне притаилась смерть. Чувство опустошенности, тщетности и безнадежности. Я вернулся в обсерваторию и попытался отделаться от воспоминаний обо всем, что передал Итк в мой разум, посеял в мою душу. Будь я более восприимчив, как Леус и девять других, я тоже неминуемо покончил бы с собой. Но я другого сорта. Они в полной мере осознали глубину сказанного инопланетянином. Это их так взволновало, что они поплатились за это жизнью. Я не мог понять их поступок.

Узнав об этом, ко мне завалился Порталес.

- Они... они сами себя убивают, - пробормотал он. Мне стало дурно от его мелочной назойливости. Оплакивая их, я ничуть не интересовался его страхами.

- Да, они покончили с собой, - устало согласился я, не отводя взгляда от сверкающего неба над обсерваторией. Казалось, уже наступила ночь. Ночь, светлая как день.

- Но почему? Почему они так делают?

Я заговорил, прислушиваясь к собственным мыслям. Я-то знал, почему так произошло.