Станислав Лем - Охота на Сэтавра (авторский сборник)

Несомненно, Крис Келвин, герой «Соларис», или Эл Брегг, герой «Возвращения со звезд», изображены Лемом не менее углубленно и точно, чем Пиркс; к тому же оба эти героя наделены гораздо более яркими и сильными индивидуальностями, да и ситуации, в которых они оказываются, намного сложнее, трагичнее, значительнее, чем те случаи, с которыми имеет дело Пиркс. Но история характера, динамика его развития даны лишь в этом цикле. Это делает рассказы о пилоте Пиркс явлением пока совершенно необычным в фантастике, показывает ее еще не раскрытые потенциальные возможности.

Следует сказать, что в советской литературе аналогичные попытки создать «движущиеся» характеры делают А. и Б. Стругацкие (Юрковский и другие герои трилогии «Страна багровых туч», «Путь на Амальтею» и «Стажеры» или Горбовский, который встречается читателю в «Возвращении» и в «Далекой Радуге»). Но герои Стругацких эволюционируют в известной степени внешне (даже Юрковский, образ, которого изменяется наиболее явно, почти демонстративно); история характера обрисована тут бегло и отрывочно, психология менее детализирована, чем у Лема.

Совсем по другим принципам созданы «Сказки роботов». По-видимому, свою родословную эта книга ведет от «Одиннадцатого путешествия Ийона Тихого» (оно появилось позже основной книги «Звездных дневников» и у нас пока не опубликовано). Там рассказывается о Главном Калькуляторе космической ракеты, который взбунтовался, не выдержав насмешек, выбросил весь экипаж корабля, высадился на необитаемую планету и там основал государство роботов; своих подданных он сделал сам, выпотрошив для этой цели все нутро ракеты, использовав все наличные материалы. Правда, это государство роботов просуществовало недолго. Но, возможно, Лему захотелось потом представить себе другой вариант: а что, если колонии роботов будут существовать? В самых различных условиях? Если они создадут свою культуру?

Роботы в «Одиннадцатом путешествии» выпускают свои газеты. Пишут и говорят они архаическим языком и отличаются свирепостью — это потому, что Калькулятор использовал в качестве материала для их создания и библиотеку корабля, где было много детективов и книг по истории языка. Роботы эти ненавидят людей, считают их тиранами, которые нещадно эксплуатируют бедных роботов. Очевидно, и в сказки роботов, которые они рассказывают своим «детям», должны были войти мотивы неприязни к людям. Кроме того, там должно быть представление о Конструкторе — причине всех причин. Ну и, конечно, стилизованная под архаику речь, в подражание человеческим сказкам.

«Сказки роботов» частично уже публиковались у нас. В эту книгу вошло семь сказок. Среди них есть не только сказки, «перелицованные» из человеческих («Три электрыцаря», «Советники короля Гидропса», «Сказка о цифровой машине…»), но и написанная в несколько другом, не столько сказочном, сколько ироническом, ключе притча о роботе Автоматее и его друге. Представлены здесь и сказки о конструкторах Трурле и Клапауциусе («Как уцелела Вселенная», «Машина Трурля», «Крепкая взбучка»); впрочем, эти конструкторы тоже роботы, хоть об этом и не всегда вспомнишь: ведут они себя совсем как люди. Конструкторы эти очень полюбились Лему; они появляются и в его новой книге «Кибериада». Они выдумывают там много удивительных вещей, например расправляются с космическим пиратом (который, нападая на корабли, отбирал не материальные ценности, а информацию), создав «Демона второго рода», который отсеивает информацию отовсюду и топит пирата в океане информации.

Но в «Сказках роботов» Трурль и Клапауциус еще не выходят в космос, и дела их более скромны, да и по большей части кончаются трагикомическими неудачами. Девятиэтажная машина, созданная Трурлем, оказывается не только предельно глупой, но вдобавок еще упрямой, как осел, страшно обидчивой и причиняет ему массу неприятностей («Машина Трурля»). Другая его машина, умеющая делать все на букву «Н» («Как уцелела Вселенная»), действует вполне исправно, но оказывается, что с ней надо обращаться осторожно, а то она и весь мир уничтожит, создавая «Ничто («Ничто» ведь тоже на «Н»!).

«Сказки роботов» привлекают неистощимым богатством фантазии, изяществом; это, по определению Лема, «развлечение на высшем уровне». Конечно, и в этих «внеземных» конструкциях просматриваются знакомые нам черты земной действительности; конечно, и этот внешне легкий юмор не плавает в условиях невесомости — он подчиняется законам земного тяготения. «Сказки роботов» тоже, как и все произведения Лема, заставляют с какой-то неожиданной точки зрения посмотреть на многое примелькавшееся, оценить его по-новому. Словом, они дают и пищу пытливому уму, и в то же время отдых: ведь нет лучшего лекарства от усталости, чем веселый смех!

— Курсант Пиркс!

Голос Ослиного Лужка заставил его очнуться. Он как раз представил себе, что в часовом кармашке старых гражданских брюк, спрятанных на дне шкафа, завалялась двухкроновая монетка. Серебряная, звенящая, забытая. Ещё минуту назад он точно знал, что там ничего нет — разве что старая почтовая квитанция, — но постепенно уверил себя, что монета там могла быть, и, когда Ослиный Лужок назвал его имя, он уже в этом не сомневался. Он прямо-таки осязал её округлость и видел, как она распирает кармашек. Можно сходить в кино, и полкроны ещё останется. А если только на хронику, останется полторы; крону он отложил бы, а на остальное сыграл бы на автоматах. А вдруг автомат заест, и он начнёт без конца сыпать монеты прямо в протянутую ладонь — только успевай рассовывать по карманам и опять подставлять руку… случилось же такое со Смигой! Он уже сгибался под тяжестью неожиданно привалившего к нему богатства, когда его вызвал Ослиный Лужок.

Преподаватель, заложив, как обычно, руки за спину и опираясь на здоровую ногу, спросил:

— Курсант Пиркс, что бы вы сделали, если бы в патрульном полёте встретили инопланетный корабль?

— Я бы приблизился, — проговорил он глухим, почему-то огрубевшим голосом.

Аудитория замерла. Это обещало быть поинтереснее лекции.

— Очень хорошо, — отечески подбодрил его Ослиный Лужок. — И что же дальше?

— Я бы затормозил, — выпалил курсант Пиркс, чувствуя, что вышел далеко за переднюю линию своих познаний. Он лихорадочно искал в опустевшей вдруг голове какие-то параграфы «Поведения в Пространстве». Ему казалось, что он в жизни туда не заглядывал. Он скромно потупил глаза и увидел, что Смига что-то шепчет одними губами. Он угадал подсказку и повторил её вслух, прежде чем смысл сказанного дошёл до него: