Рэй Брэдбери - Вождение вслепую

— Дамы и господа, прошу любить и жаловать: мистер…

— Можно попросту, Фил, — глухо сказал мистер Мистериус.

Расстроенный, я опустился на стул.

— Фил, — повторили все вразнобой.

Гости уставились на него, гадая, видит ли он их взгляды сквозь черный бархат. «Как же он собирается есть в таком колпаке?» — думали они. Мистер Мистериус взялся за большую столовую ложку.

— Будьте добры, передайте подливку, — раздался его шелест.

— И картофельное пюре, — добавил он тихо.

— И зеленый горошек, — закончил он.

— И еще, госпожа Бабушка, — произнес он. Стоявшая в дверях бабушка заулыбалась. «Госпожа» показалось ей приятным штрихом. — Сделайте одолжение, подайте мое блюдо голубого фаянса.

Бабушка и впрямь поставила перед ним китайское фаянсовое блюдо с изображением садовых цветов, которое тут же наполнилось месивом, похожим на объедки из собачьей плошки: мистер Мистериус зачерпнул подливку, положил себе картофельного пюре, добавил горошка и размял все это вилкой до состояния однородной кашицы, стараясь не слишком привлекать наше внимание; у нас глаза полезли на лоб.

После недолгого молчания голос из-под черного Капюшона произнес:

— Не возражаете, если я прочту молитву? Никто не возражал.

— Господь милосердный, — прозвучал голос из-под Капюшона, — позволь нам принять эти дары любви, что изменяют нашу жизнь и направляют ее, приближая к совершенству. Пусть ближние видят в нас лишь то, что мы видим в них: совершенство и красоту, не требующие слов. Аминь.

— Аминь, — произнесли все хором, и тут мистер М. вытащил из складок плаща предмет, изумивший постояльцев и поразивший всех прочих.

— Вот это да! — вырвалось у кого-то (у меня). — Ни фига себе, соломинка!

— Квинт, — одернула бабушка.

— А что такого?

Действительно, это была соломинка, в два или три раза больше обычной; один ее конец исчез под Капюшоном, а другой погрузился в сдобренное подливкой собачье варево из пюре с горошком, которое бесшумно продвигалось вверх и исчезало в невидимых губах — незаметно и беззвучно, как исчезает под столом кошка.

Тут мы все принялись за еду, в смущении разрезая мясо, жуя и глотая так шумно, что нас бросало в краску.

А мистер Мистериус недоступно для наших взоров втягивал в себя свой полужидкий обед, не издавая даже бульканья. Краем глаза мы наблюдали, как пища, бесшумно скользя по соломинке, исчезала под Капюшоном — и так до тех пор, пока тарелка не опустела. Закончив трапезу, мистер М. положил руки на колени.

— Надеюсь, — произнесла бабушка, не отрывая взгляда от соломинки, — обед вам понравился.

— Зашибись, — ответил мистер Мистериус.

— На сладкое сегодня мороженое, — добавила бабушка. — Правда, оно почти совсем растаяло.

— Почти совсем растаяло! — засмеялся мистер М.

В тот чудесный летний вечер на веранде было раскурено три сигары и одна сигарета, мирно постукивало несколько пар спиц, а кресла-качалки разве что не взлетали в воздух, отчего соседские собаки начали подвывать, а кошки разбрелись куда подальше.

Среди облаков сигарного дыма, дождавшись паузы в постукивании спиц, дедушка, который появлялся только с наступлением темноты, сказал:

— Да простится мне такая бесцеремонность, но что вы намерены делать дальше, имея крышу над головой?

Мистер Мистериус облокотился на перила веранды, глядя, как нам казалось, на свой отполированный «студебеккер», поднес к Капюшону сигарету, затянулся и выпустил дым, даже не закашлявшись. Я с гордостью следил за каждым его жестом.

— Как вам сказать, — отозвался мистер Мистериус. — Передо мной открыто несколько путей. Видите ту машину?

— Машина заметная, как ее не увидеть? — сказал дедушка.

— Это «восьмерка», новейшая модель «студебеккера» класса «А». Пробег у нее — тридцать миль: от Гэрни до этих мест, да еще пара кругов по городу. У меня в автосалоне как раз помещаются три таких «студебеккера» и четверо покупателей. Мимо ходят одни фермеры, но эти в салон почти не заглядывают. Вот я и рассудил, что надо податься в более оживленный город, где можно крикнуть: «Прыгай!» — и люди хотя бы сделают разбег.

— Мы ждем продолжения, — сказал дедушка.

— Хотите, я вам продемонстрирую, о чем молю Всевышнего и чего непременно добьюсь? — с расстановкой произнес сигаретный дым, скопившийся под тканью. — Пусть кто-нибудь скажет: «Вперед!»

Тут из разных уст как по команде вырвался сигарный дым:

— Вперед!

— Прыгай, Квинт!

Я успел добежать до «студебеккера» первым, и как только мистер Мистериус опустился на переднее сиденье, мы сорвались с места.

— Направо, потом налево и еще раз направо, верно, Квинт?

Так оно и было: чтобы добраться до главной улицы, требовалось свернуть направо, потом налево и еще раз направо. Нас обдувало ветром.

— Что ты хохочешь, Квинт?

— Я не нарочно! До чего клево так кататься!

— Где ты набрался таких слов? Посмотри, кто-нибудь движется за нами следом?

— По тротуару — трое парней. А по мостовой — старые дядьки, тоже трое.

Он сбавил скорость. Где было шестеро человек, вскоре стало восемь.

— Скажи, Квинт, далеко ли еще до табачной лавки, где сидят досужие болтуны?

— Доехали уже — вы и сами знаете.

— Тогда смотри!

Проезжая мимо табачной лавки, он притормозил и сбросил газ. Из выхлопной трубы вырвался настоящий артиллерийский залп, какой услышишь разве что в День независимости, четвертого июля. Досужие болтуны вскочили со ступеньки и схватились за соломенные шляпы. Мистер М. приветствовал их еще одним залпом, прибавил скорость, и за ним уже побежали двенадцать человек вместо восьми.

— Вот так-то! — вскричал мистер Мистериус. — Чувствуешь, какая страсть? Чувствуешь, какое рвение? Ничто так не возвышает мужчину, как новехонький восьмицилиндровый «студебеккер» класса «А-один»: в нем начинаешь чувствовать себя примерно как Елена, победоносно взирающая на Трою! Сейчас надо остановиться, поскольку здесь уже собралось достаточно народу, чтобы обменяться аргументами и вволю подискутировать. Ну-ка!

Мы остановились на середине перекрестка Мейн и Арбогаст, и мотыльки тут же слетелись на наше пламя.

— Это и есть самый что ни есть новейший «студебеккер», только-только с выставки? — поинтересовался городской парикмахер. Мои вихры были с ним хорошо знакомы.

— Новее не бывает, — ответил мистер М.

— Я первый подошел, я первый и спрашивать буду! — заявил мистер Багадосян, помощник мэра. Но денежки-то у меня! — В свете приборной доски возник третий претендент. Это был мистер Бенгстром, которому принадлежало кладбище вместе со всеми, кто на нем покоился.