Михаил Грешнов - Еще один мертвый город

Других охватывала беспричинная злость. Унылая равнина, город, в котором нет ни души, ассоциировались с бесплодностью поисков, рысканий в космосе. И на других планетах были пустыни и пыль. Но не было городов с красивыми зданиями. Не было надежд на удачу. А здесь... Все говорило, что здесь богатства должны быть несметными. Города, картинные галереи. Кто-то любовался ими, захлебывался в роскоши. Почему не оставили после себя ничего? Где владельцы?.. И это исчезновение Веллза. Отличный парень Томас. Надо его подождать. На этом сходились все. Подождем час.

И Веллз пришел.

Солнце уже коснулось линии зданий. Косая тень легла от домов, оставив узкую полосу света - дорожку на восточной стороне улицы. По этой освещенной дорожке и шел к ним Веллз.

Из ракеты кубарем катились по трапу вниз. Те, кто ожидал на земле, смотрели в сторону Веллза. Он шел торопливо, не оглядываясь по сторонам, и нес в руке камень.

- Какого черта... - спрашивали внизу, у трапа. - Зачем ему камень?

- Зачем?.. - повторяли в недоумении.

Веллз вышел из улицы. Всем хотелось поскорее увидеть его лицо. Но лицо его было обыкновенным. Тогда опять стали смотреть на камень. Камень тоже был обыкновенным.

- Какого дьявола?.. - опять спросили в толпе, не переставая следить за каждым движением Веллза. В наушниках не было слышно дыхания, тишина стояла такая, что, если б не город, каждый подумал бы, что он один во всем мире. Он и Веллз. Веллз идет к нему, и непонятно, Веллз это или кто другой. У каждого захватило дыхание и, кажется, кровь потекла в жилах медленнее.

Веллз подошел вплотную и сказал, каждый запомнил его слова, будто они исходили не от Веллза, а от судьи по особо важным делам:

- Ребята, надо убираться отсюда немедленно. Нам дано пятнадцать минут. Если не упорхнем к этому сроку, с нами случится вот что.

Он бросил камень - так же, как бросил бы окурок от сигареты, - чуть в сторону от себя. Не успев коснуться земли, камень вспыхнул беззвучным взрывом. Упругая волна воздуха качнула команду. Веллза тоже качнуло.

- Пятнадцать минут, - повторил он, - четырнадцать... - поправился, взглянув на часы.

Железный трап загудел под топотом каблуков.

- Ну вот, - сказал Веллз, когда диск планеты поплыл к кормовым иллюминаторам. - Теперь я расскажу, что случилось.

Вокруг него сгрудился весь экипаж ракеты. Были здесь молодые лица и пожилые, с черными, карими и голубыми глазами. Не было только ухмылок и скептически поднятых губ. Веллза хорошо знали и прежде, он не тратил слов попусту. С момента возвращения к нему пригляделись. Это был прежний Веллз - ни одна морщинка на его лице не изменилась.

- Не знаю, что меня тянуло вперед, - начал он. - Я слышал, как вы кричали мне вслед, но не мог повернуть головы, ответить. Подо мной была твердая почва. Когда я начал погружаться в нее, я видел каждый камешек, песчинку, хотя ног своих я не видел. Потом наступила тьма. Сколько это тянулось, не знаю, может, минуту, может быть, час. Но вот надо мной открылся колодец, шахта. Я стоял на дне шахты. Вверху и подо мной лежала тьма, только какое-то пространство в ней было светлым. Представьте язычок пламени в полном мраке, - вот в каком положении я очутился. Но что удивительнее всего, я видел свою тень, еще более черную, чем окружающая меня тьма. Как будто свет на меня падал сзади и сверху и тень лежала передо мной до жути черная, ощутимая, точно бархат. Вы знаете, я не робкий, но этой тени я испугался...

Слушатели молчали. Они знали выдержку Веллза: на Икарии он выкрошил аннигилятором зубы гигантского мегатерия и выбрался живым из чудовищной пасти. Если теперь он испугался собственной тени, значит было чего пугаться.

- Вот я и говорю, - продолжал Веллз, - эта тень довела меня до дрожи в ногах. Я бы, наверно, заорал благим матом, если бы вдруг не почувствовал, что я не один. Кто-то был рядом, следил за мной. Скорее машинально, чем подумав, кто это может быть, я спросил: "Кто здесь?" В ответ я услышал вздох. Но вздохнул не один человек, а несколько, - прежде чем мне ответят, я уже понял, что рядом люди. Мертвая планета оказалась вовсе не мертвой.

И тут я услышал:

- Мы знаем, кто вы и зачем пришли. Но нам хочется знать, _почему вы такие_. Как случилось, что при _такой_ психологии вы овладели фотонной техникой, аннигиляцией? Расскажите нам о себе, о своей планете.

Голос был совсем рядом, говорили на нашем языке. Я даже подумал, что мне все это снится, что я заснул в каюте и кто-то дурачится по радио, выключив свет, а дыхание, которое я слышал, доносится из динамика.

Но тень шевельнулась у меня под ногами - я поднял голову, - напомнила мне, что все происходит явно и надо отвечать на заданный мне вопрос. Однако что за манера - начинать разговор таким образом? Видят меня или нет? Если видят, то почему сами невидимы? Может, я в какой-нибудь капсуле, паук, брошенный в банку?.. Кто меня спрашивал? Голос был женский или детский - на высоких тонах... Все это проносилось в голове у меня, как листья, сорванные ветром с деревьев. Было что-то странное в самом вопросе - почему мы _такие_, - это слово особенно подчеркивалось в произношении. Оно было главным в заданном мне вопросе и звучало как обвинение. Винить нас было за что - спору нет. Но пусть бы сказали прямо, что мы негодяи, а то ведь спрашивали _почему_, - забирались в корень вопроса, в историю. Я в истории не силен - все мы тут недоучки. Но мой дед, член Коллегии Знатоков, был докой в этом вопросе, и он мне кое-что рассказывал, когда я подавал надежды на большее, чем космический гангстер. Дед сразу пришел мне на память, с седой бородой и слезящимися глазами. Он был еретиком в нашей семье да и в Коллегии тоже. Под конец жизни его лишили званий и привилегий и даже следили за ним, не обращает ли он в ересь других. Когда он рассказывал свои сказки, он понижал голос до шепота, и я невольно прислушивался к его словам. На беду себе: когда я пытался кое-что повторить из дедовых сказок, отец бил меня по губам и шипел: "Тише. За это - знаешь, что?" А на деда он кричал в полный голос, называл его старой жабой и тунеядцем. Отцу было нелегко, он ничего не добился в жизни и злился на деда за то, что старик разжалован и лишен пособий, на которые рассчитывала наша семья. Мне было жаль деда, я любил его россказни, но все реже пытался повторять их, чтобы не ходить с пухлыми от отцовских предупреждений губами.

Теперь в темноте, слыша рядом дыхание спрашивавших, я вспоминал сказки деда. Кое-что в жизни мне приходилось слышать и от других: во многом дед оказался прав, но все равно это было как сказка, потому что одни из тех, кто встречался мне на пути, верили в это, другие начисто отрицали. И я решил рассказать историю так, как слышал ее от деда:

- Наш род начался на Земле...