Шокан Алимбаев - Бебе в пробирке

И чуть ниже:

ВХОД ВОСПРЕЩЕН

Сараев открыл дверь и, пройдя небольшой коридор, попал в просторный зал. По обеим сторонам его, на многоярусных полках, было расставлено множество аппаратов. Над одним из них в углу, с зародышем кролика, беседовали трое молодых людей. Один из них, высокий и броской внешности, заметил Сараева и пошел ему навстречу. Быстро взглянув на ученого и узнав его, он поздоровался и вежливо спросил:

- Вам Бекена Аскаровича?

Сараев слегка кивнул головой.

- Пойдемте, я покажу вам, - сказал юноша и пошел впереди.

Пройдя несколько комнат с техническим оборудованием, они очутились в другом зале. Здесь стояли аппараты с эмбрионами обезьяны и человека. Большинство из них были мертвые, судя по маленьким черным крестикам на стеклах колпаков. Здесь же возвышались пустые матовые установки, предназначенные для больших эмбрионов. У одной из них стоял красивый мужчина средних лет, в элегантном костюме и с золотым пенсне. Слегка опираясь на тонкую инкрустированную трость, он внимательно смотрел, как двое молодых людей осторожно переставляли одну из больших установок. Подождав, пока они справились с трудным делом, Сараев подошел к профессору и поздоровался с ним по старому казахскому обычаю:

- Ассалам агалейкум, Беке...

Ученый обернулся и увидел Сараева.

- Азат... Как ты очутился здесь?

Профессор обрадовался. Лицо его осветилось сдержанной радостью. Молодые люди переглянулись и вышли.

- Я приехал для отчета о результатах исследований, Беке... Воздействие на зародыши овцематок в онтогенезе дало удивительно большие результаты... Да, о чем это я говорю? - спохватился Сараев. - Я приехал сегодня, Беке, прямо из Баян-Аула. Все живы и здоровы в ауле. Часто вспоминают вас и жалеют, что вы никуда не выезжаете из Алма-Аты. Все родственники и аксакалы передают вам привет. "После дорогого Каныша у нас остался Бекен... Правда, аллах запрещает создавать в чертовой колбе людей, но молодым виднее", - говорят они.

Профессор молчаливо слушал. Карие глаза его, окаймленные дугами широких и черных бровей, смотрели недобро. С трудом оторвавшись от каких-то мыслей, он мрачно произнес:

- Аксакалы передают привет, говоришь? А я-то думал, что угодил им... Недобрые огоньки снова мелькнули в его глазах.

Сараев внимательно посмотрел на друга. Да, он сильно изменился за эти годы. Посеребрились виски. Карие глаза, которые в молодости были неотразимы, смотрели сейчас враждебно и утомленно. "

Три месяца этого дьявольского напряжения, - сочувственно подумал Сараев. Невольно скрутишься..." И вслух добавил:

- Я внимательно следил за вашими опытами, Беке. Прогрессивная общественность Запада сравнивает их с тем страшным ударом, который в XVI веке был нанесен церкви гелиоцентрической системой мира Коперника. Эта оценка наша национальная гордость, Беке... Кстати, покажите мне этот нашумевший эмбрион.

Профессор вздрогнул и непонимающе посмотрел на друга. Потом, видимо, смысл слов, сказанных Сараевым, дошел до него, потому что он горько улыбнулся и концом своей трости указал на большой инкубатор из плексигласа. Сараев подошел к нему и стал рассматривать эмбрион. Он был уже довольно большой. Его непомерно развитая голова, маленькое сморщенное личико, на котором неопределенными пятнами намечались глаза, зачаточные ручки и ножки, толстая пуповина, соединявшая его крохотное тельце с искусственной плацентой, вызывали какое-то странное чувство фантастичности явления. Это существо с намечающимися уже признаками пола казалось удивительно уродливым, хотя Сараев отлично знал, что ничего уродливого в этом трехмесячном эмбрионе не было.

- Он... он двигается?

- Двигался. - Профессор мрачно улыбнулся. - Но теперь он никогда не будет двигаться...

Сараев вопросительно посмотрел на профессора. Глаза его сверкали странным огнем.

- Уже сутки, как я оборвал его жизнь, вчера, на рассвете... Еще никто не знает об этом... - упавшим голосом проговорил Бупегалиев. Лицо его побледнело, острые скулы обозначились резче.

- Вы остановили свои опыты, Беке?... Не может быть!...

Профессор не отвечал.

- А ваши исследования? А наука? Разве вы забыли, что от вас с нетерпением ждут конца ваших исследований? - невпопад сыпал от волнения Сараев. Он не мог еще постичь всю суть происшедшего факта.

- Основные цели наших исследований достигнуты успешно, Сараев. - Профессор нахмурил лоб, сдвинул густые брови, и в эту минуту его аскетическое лицо стало неумолимо суровым. - Да, достигнуты успешно, Сараев, - жестко повторил он. Эмбрион жил и развивался в течение трех месяцев. Ни в одной лаборатории мира не достигнуто еще ничего подобного. Реальной стала возможность получать неограниченное количество зародышевых тканей для пересадки на человеческие организмы любого возраста. Открылись перспективы уничтожения наследственных и врожденных уродств еще в эмбриогенезе. Появилась надежда преждевременной борьбы с такими страшными болезнями, как рак и лейкемия. Наконец стало возможным регулировать пол возрождающегося к жизни зародыша. Разве не хватит для меня и этих исследований? - Профессор с укором взглянул на друга, и где-то далеко в глубине его карих глаз мелькнуло что-то похожее на горечь.

Сараев подошел к другу и положил ему на плечо большую тяжелую руку.

- Ничего я не хочу от тебя, Беке, - мягко и, как всегда, внушительно произнес он. - И на твоих старых друзей я, быть может, больше всех радуюсь твоему открытию. Но этот триумф мог быть в десять раз больше, если бы не эта досадная оплошность. Вы же знаете, Беке, сколько усилий стоило Хертигу и Рокку лишь только зафиксировать оплодотворение женских яйцеклеток? А каких трудов стоило Петрову и Шеттлзу довести их до стадии морулы? Вы затратили столько усилий, достигли, наконец, того, что эмбрион стал жить, и вдруг, почти у самой цели, оборвали жизнь развивающегося зародыша. Чем можно объяснить этот странный и парадоксальный поступок? Как вы решились оборвать жизнь этого трехмесячного беззащитного ребенка? Какие способности вы убили под этим рельефным и великолепным лбом?

Если бы вы были ученым зарубежного мира, Беке, за один лишь эксперимент религия и ее многочисленные апостолы мгновенно накинулись бы на вас. Против вас был бы начат судебный процесс по обвинению в разной ереси, наподобие той, что вы открываете "фабрики по производству детей". Совсем недавно из Италии пришло сообщение. Печатный орган Ватикана "Оссерваторе Романо" заявляет: "Человеческая жизнь есть дар божий, и мы должны относиться к нему со священным благоговением". Можете представить себе, какую возню поднимут завтра эти гнусные лицемеры, восклицая, что преступно давать жизнь зародышам, но вдвойне преступно лишать их ее? Ибо даже зародыши имеют душу, как об этом сказано в церковном каноне 1918 года.