Владимир Щербаков - Могу рассказать вам

...Секрет книги открыт был случайно. Кто-то оставил на столе плоский камень, найденный в образцах грунта. Он должен был бы отправиться в хранилище, где, поддерживаемый полем гравитатора, оказался бы в состоянии невесомости - так поступали с космическими реликвиями. И ни один луч света, ни одна пылинка, ни единый гравитационный всплеск не коснулись бы его. Через месяц, через год, может быть, спустя десятилетие кто-нибудь заинтересовался бы каменным обломком и извлек его на свет божий. Скорее всего для того, чтобы вскоре предать забвению.

Камень всю ночь пролежал на столе. Под ним оказался лист писчей бумаги. Утром на листе проступили какие-то значки: черточки, скобки, кружочки. Из них образовались строчки. Не догадаться об их назначении было просто невозможно. Камень еще раз оставили на столе, теперь уже намеренно. И опять на листе проступили знаки неведомого алфавита. Но текст, судя по всему, повторялся. На следующий день удалось получить оттиск еще одной страницы. Для этого первую страницу накрыли чистым листом и сверху водрузили камень. Каждая последующая страница возникала как бы сама собой, стоило лишь оставить под камнем на час-другой стопку уже полученных раньше "оттисков", строго соблюдая порядок их следования. Как только была получена последняя, восемнадцатая, страница книги, камень "замолчал".

Сергей Шинаков, светлоглазый мечтатель и выдумщик, работал над книгой днем и ночью. Мне рассказали, что он мог по памяти воспроизвести любую из восемнадцати страниц. Позднее он признался, что боялся, как бы текст не исчез вовсе.

Из книги я узнал о давней катастрофе. Речь шла о судьбе цивилизации. Планета, где побывал зонд, кружила так близко от своего солнца, что лучи высушили почву, моря и реки. Я узнал о двойной звезде, заставившей планету изменить орбиту. Кажется, люди предвидели катастрофу. Но что могли они поделать? Я прочел:

"Звездный ветер близок. Дыхание солнца - рядом. Теплые волны его бегут, не зная покоя, высушивая травы. Остаются вечная пыль, сухие листья, умирающие ветви немых деревьев, на которых когда-то раскачивались птицы. Промелькнет короткая ночь - и снова раскаленный ветер, и горячие пенные волны последнего моря пытаются лизнуть найти ступни. Здесь, у моря, кипит прибой, и все ближе противоположный берег. Его прячет жгучий туман, желтый пар. Нет конца звездному ветру. Он сметет с лица планеты все, что мы принесли с собой".

Быть может, то была часть эпоса. У книги не было конца и не было начала. Сама по себе она была свидетельством жизни. Люди боролись с небесным огнем. Но даже ливни, которых ждали, оборачивались бедой: вода сбегала к морю не по затерянным в песках руслам рек, а сплошным валом, снося дома, смывая почву, разрушая дороги. Барханы высились как горы, иногда среди зеленевшей еще долины. У их подножия вдруг раскрывались цветы, распускались почки, влажный жар заставлял все живое пробуждаться, жить, спешить. Открывались угрюмые каменные россыпи, над которыми витали миражи. Черные смерчи бродили меж камней и скал. Среди песчаных туч поднимались багровые хребты, похожие на языки пламени.

...Миновали столетия. Окаменели остатки трав, кустарников, некогда покрывавшихся розовыми и зелеными цветами, деревьев, напоминавших пинии, липы, пальмы, орех. Исполинский жар рассеял пар в атмосфере, а звездный ветер гнал его понемногу прочь от планеты. Точно легкий шлейф тянулся за умиравшей небесной землей. Наверное, если бы кому-нибудь удалось заглянуть в будущее, за миллионолетнюю грань, он увидел бы голый каменный шар, лишенный воздуха и тени. Но небесный жар завоевывал планету постепенно. Сторона, обращенная к светилу, раскалялась, затем окутывалась ночной темью, теряя тепло, остывая.

Будто бы в подземном дворце, еще сохранившем немного прохлады, статные женщины вышивали узоры. И такой тонкой была их работа, что ее не видно было простым глазом. Голубые стекла открывали им необыкновенную пряжу и рисунок вышивки. Так говорила книга инопланетян.

Вместо игл будто бы сновали и спешили у них в пальцах узкие лучи. За день успевали женщины сделать только сорок шесть тончайших узелков. Вышивка повторялась; у рукодельниц получался всегда один и тот же цветок со стеблем, маленькими листьями и двадцатью тремя лепестками. На каждом лепестке вышивалось по два одинаковых узелка. И потом узелки не повторялись - каждая их пара не напоминала предыдущую.

Цветы плавали как кувшинки. По подземному каналу выплывали они в большое рукотворное озеро. Здесь, между отвесных скал, собиралась вся вода, еще оставшаяся на планете. Над озером висели горячие облака. Как только лепестков касалось горячее дыхание воздуха, цветы тонули, погружались на дно, где было сумрачно и где вода не обжигала. Наверху вода могла кипеть и бурлить от звездного жара, но пока водоем оставался наполненным хотя бы на треть, пар уносил "а собой тепло, и дно оставалось пригодным для жизни. Одну из женщин звали Кэма, что означало "ветер", другую - Аира, "волна". Примерно так звучали бы их имена на нашем языке. Были и другие, но имена их не были записаны в книге. И все они отправляли в последнее плавание легкие белые цветы, и сердца их сжимались, когда видели они, как лепестки касались воды.

Будто бы у каждой из женщин был на левой руке яркий зеленый браслет, который помогал им. Браслет был соткан так искусно, что казался украшением. Владевший: браслетом не мог расстаться с ним до конца своих дней, как и с собственным сердцем. Он помогал овладеть искусством, подсказывал, если руки женщин ошибались, а глаза их уставали. Точно катализатор, он ускорял сказочное превращение.

Что означала легенда?

"Если поймут легенду, - писал автор книги, - поймут и нас, потому что мы сами подобны цветам, затерянным в водах озера. И зеленоглазая Кэма, и прекрасная Аира с темными прозрачными глазами стали цветами. Пусть нашедший книгу рассудит, похож ли он на нас, пусть догадается об этом, сосчитав лепестки на цветах. Не было у нас другой дороги, - с горечью писал автор, - не было выбора, жизнь наша и судьба до конца раскроются тому, кто встретится с нами, кто похож на нас.

Мы оставили бронзовые статуи и храмы, висячие мосты и мраморные дворцы. Нас ждет нечто более долгое, чем самый долгий сон. Хрустальный жгучий свет горячей звезды торопит. А песок засыпает шпили и кровли наших домов".

Фитотрон

Нужно было воссоздать уголок совсем иного мира, плохо знакомого нам. Состав грунта, воды, кислотность, жесткость, все эти индексы, которые любого могут замучить... наличие изотопов, освещенность. Даже цвет воды и тот долго не давался нам. А у нас были лишь считанные часы. Никакие цифры не помогут порой разобраться, почему в воде одинакового состава, в равных, казалось бы, условиях одни и те же организмы процветают, останавливаются в развитии, а иногда и гибнут. Не часто, но случается. Профессор Неванлинна, бородатый финн столетнего возраста, морской бродяга и корифей-океанолог, любит повторять, что за свою долгую жизнь ему ни разу не удалось убедиться в справедливости законов, им же открытых. Океан - настоящая ловушка для назойливых экспериментаторов. Ничего не стоит получить морскую воду в лаборатории. Натрий, хлор, магний, еще десятка четыре элементов - больше ничего не надо. Ни один химик не отличит ее от настоящей морской воды. Но она губительно действует на некоторые формы планктона и даже на рыб. Стоит добавить в аквариум несколько литров "живой" морской воды, случится необъяснимое: среда станет идеальной. Я боялся: мы могли убить растение, дремавшее в анабиозе более полувека, пока корабль шел к Земле.