Виктор Власов - Сон в зимнюю ночь

– Что ты долго там? – нетерпеливо позвала Джулис.

На белом покрывале она лежала обнажённая. Пропущенный сквозь москитную сетку лунный свет слабым шафрановым ситом оберегал её восхитительное тело, изящно подчёркивая каждую линию. Безмятежность и покой – качества, казалось, совсем не присущие ей. Дыхание прерывалось едва сдерживаемыми спазмами, грудь резко вздымалась, покачивалась, соски вздрагивали и вибрировали. Приподнявшись на локте, она подставила своё обрамленное волосами лицо под золотистую сеть света. Огромные глаза зияли темнотой, а губы, вопрошая прикоснуться к ним, вздрагивали при каждом вздохе. Сияние струилось из щедрых пор её существа, а внутри меня словно поселилось крепкое, незыблемое ядро, которое не подлежало ни модернизации программно, ни аппаратно.

Сделав несколько шагов к ней, прекрасной и ждущей, я с трудом освободился от одежды. Руки дрожали, не слушались, движения неуверенные и глупые, точно у подростка, учившегося любить. Искра, мелькнувшая в голове, будто бы вызвала перед глазами случайный незапланированный слайд – изобразила картину со стороны… Я увидел себя, неуклюжего и неопытного, пустого и невзрачного, причём не располагающего необходимой информацией. Стыд, точно сбой, вызвавший серьёзную ошибку в операционной системе, пронзил мне сердце. Глаза заслезились, лицо исказилось. Порыв мужества смешался с треклятым комплексом неполноценности, с воспоминаниями, некстати выбравшимися наружу из тайного их прибежища.

Она почуяла мою слабость, черты лица заострились, ожесточились. Её руки хищно понеслись по моему худому телу. Безоглядная природная дерзость страсти руководила ею, точно марионеткой. Бурлящий поток крови разогрел тело девушки докрасна – лунная сеть на груди и шее зарделась.

– Что как не жив?.. – процедила она, рукой дотронувшись до моих плотно сжатых губ. Отобрав очки и отшвырнув, крепко схватила меня за шею. Сильно потянула вниз.

Руки и ноги будто онемели, колени подкосились, я упал на покрывало. Без очков взгляд выхватывал лишь очертания и неясные силуэты, а теперь, уткнувшись во что-то влажное, точно игрушечный лизун, пахнувший вишнёвым мылом, я догадался.

– Если не мочь ничего другое!.. – бросила она резко.

– Джулис… Джулис… – я глухо ворчал, как гром, замирающий в отдалении. Страх, оковы воспоминаний… Я не видел, но чувствовал, что сострадания в ней не больше, чем во взгляде тигрицы. По-прежнему отказывался покоряться власти…

– Вот… я… Так, да, так!.. – мои глаза покрылись пеленой слёз. Капли появились на бёдрах девушки. Она усмехнулась.

Гнев, как одна из фоновых программ непроверенной системы, взорвал её.

– Не… несильный! Мощи нет. Зачем нужен, НЕМОЩНЫЙ?

Она словно выискивала, где у меня слабое место, и с вывертом всаживала туда иголки слов, которые морозящей тенью раскололи хрустальный барьер, скрывающий древнюю тайну. В голове раздавалось эхом:

– Немощный, немощный!

Всё накопленное в сознании и душе выплеснулось наружу с истеричным сердитым выкриком:

– Прочь!!!

Она, надвинувшись, толкнула моё обмякшее тело. Всхлипнув, я замер. Любовный пыл, точнее, его остатки, иссякли вовсе. Нескончаемый поток возмущения девушки, надевавшей ночную рубашку, превратил меня в крохотное создание, в мучного жучка, притворившегося мёртвым.

Злой очаг красноречия угас, послышались шаги босых ног уходившей по коридору в свою комнату Джулис. Рваными крючковатыми облаками проносились в моей голове отвратительные образы, неприятные ощущения. Я словно через серую воду видел ночной оплетенный янтарной сетью мир. И вот – силы ушли, сознание нырнуло глубоко в темноту.

Утром она не разбудила меня… не пришла.

Перебравшись с пола на матрас, я начал прислушиваться, различил два тихих голоса, скрывавшихся за шорохом дождя.

Между нами появилась безучастность друг к другу. Джулис почти не разговаривала, целиком уйдя в себя. Заказы доносились до моих ушей исключительно с деловыми интонациями.

Соэра, почуяв неладное, заинтересовалась, в чём проблема, и, разобравшись, пришла нам на помощь. Женщина, улучив минуту, отозвала в сторонку мою подружку и пообщалась с ней наедине до тех пор, покуда лицо Джулис не просияло надеждой. Она мне потом пересказала главное:

– Твой приятель не самостоятельный, – диагностировала Соэра меня. – Привык полагаться на матушку, а добрая женщина активно ограждала сыночка-непоседу от неприятностей, и внушила ему, что он, непутёвый, всегда должен слушаться маму. А сыночек и рад: ему так жить легче, когда за него думают и делают. Он всегда ошибался, а мама всегда знала, как лучше. И вправду случалось, как мама говорила. Хорошая мать, но чтобы чувствовать, что живёшь, надо не бояться ошибаться – надо свой опыт. Этому учит папа. Или улица. Или армия. Мальчика надо заставить быть решительным, и тогда он станет самим собой. Знаю способ: «аттракцион». Муж вас направит, я ему напишу. Лейджелила встретите в яхт-клубе… За меня не беспокойся, душка. – Соэра погладила Джулис по прямым волосам, потрепав пальцами за подбородок. – Я найму помощников на любой срок.

– Он от вас без ума.

– Знаю, – тяжело вздохнула Соэра, отрешённо поглядев в окно. – В общем, думай о прекрасном.

– До встречи.

Прижав учебник русского языка к розоватому переднику, девушка попросила меня заниматься с ней каждый день после работы. Я обрадованно кивнул, надеясь сыскать в здешних местах преподавателя английского, потому что вместо Аракина за первый курс по почте пришёл другой – учебник английского, написанный одним из американских профессоров Гарварда.

Джулис, пряча хитрые глаза, подгоняла меня:

– Собираться! У нас культурный программа. Не задавать вопрос!

Маленькая яркая птичка зависла над снежно-белым цветком орхидеи. Длинный изогнутый клюв проник в самое сердце цветка. Насытившись нектаром, пёстрая гавайская цветочница прошмыгнула в листву.

* * *

Несносная девчонка, доверчивая и глупая! Опять привязалась к постороннему мужику, и нисколько меня не стесняется.

– Очень мало нам заплатили! – возмутился я вслух, разложив на сиденье четыре стодолларовых купюры веером.

– Потом больше дать, – перестав отвлекать водителя, ответила Джулис. Она притронулась к моей руке подобно рассвету, ласкающему горный гребень.

Вдоль берега речушки, взявшей начало из лесного родника, из-под перьев мшистых папоротников выбивались пурпурные гроздья.

– Го-го, – вдруг повеселел я, заметив знакомый сорняк.

Тонкие унизанные нежно-розовыми цветами ветви клонились к чёрной и мучнистой, как садовый «осенний виноград», земле. Аллея из розового великолепия тянулась далеко, до самого пляжа, изобилующего песочными дюнами, вплотную подходившего к морской синеве.