Гордон Диксон - Мир иллюзий

— И тем не менее, это так. Причем, иллюзия была столь сильна, что у него на теле даже появилась сильно кровоточащая огнестрельная рана. Собрав последние силы, он пришел ко мне за помощью. Разумеется, я сделал для него все, что мог — все признаки истерического состояния были на лицо прибегнув к немедленно гипнотерапии; однако, кровотечение не прекращалось, а затем он вдруг побледнел и умер.

— До самого конца не желал расставаться со своей иллюзией? — уточнил Фелиз.

— Да. Этот человек, — проговорил Эль Хоска срывающимся от охвативших его переживаний голосом, — был психологическим уродом!

Еще какое-то время они шли молча, и каждый был явно погружен в собственные невеселые раздумья. Площадь же была уже совсем близко.

— Так что ты должен понимать, — торопливо заговорил Эль Хоска, почему для нас крайне важно, чтобы ты остался здесь. А наличие у тебя галлюцинаций лишний раз подтверждает мою правоту. Я предвидел это.

— Что вы предвидели? — Фелиз с подозрением посмотрел на него.

Эль Хоска вздохнул.

— Сам ты никогда не обратил бы на это внимания, — сказал он. — Но несмотря на ярко выраженные… э-э-э… различия в телосложении, ты обнаруживаешь удивительное сходство с некоторыми из наших людей. Особенно твои черты лица… я, конечно, не знаю точно, с чем это связано, но почти не сомневаюсь, что между нами и тобой существует некая форма родства.

— На кой черт мне сдались такие родственнички, — пробормотал Фелиз себе под нос.

— А если так, то мы несем обязательства друг перед другом. Буду откровенен с тобой… — Мэр остановился и к своему удивлению Фелиз увидел, что в глазах у старика стоят слезы. — Последнее время дела у нас идут не очень хорошо. Мне стыдно признаться в этом, но в моем подчинении осталось всего лишь два человека, которые соглашаются выполнять необходимую работу по обслуживанию комплекса штамповки одежды из пластика — это единственный механизм, без которого мы не можем обойтись. И лишь немногие согласны собирать орехи и ягоды не только для себя и своих детей, но и для других членов общества, вероломно нарушая заповедь о том, что все должно делиться на всех.

— Ну вообще-то, при таком положении вещей…, - смущенно заговорил Фелиз.

— Пожалуйста, позволь мне закончить, — сказал Эль Хоска, касаясь руки Фелиза. — Я старый человек, жить мне осталось не так уж много, и что, скажи на милость, станется с этими людьми после того, когда меня не станет? Складывается такое ощущение, будто у нас чего-то не хватает. Понятия не имею, в чем тут дело. Вот уже много лет я анализирую факты нашего существования, и за все это время так и не смог установить, что же нам мешает. Наша жизнь здесь идеальна. Каждому члену общества созданы все условия для самовыражения. Природные богатства неисчерпаемы. По идее мы должны бы жить и процветать. Вместо этого наш народ хиреет и вымирает. Все должны быть счастливы, но на деле мы подавлены и недовольны жизнью. Кто-то должен исправить это упущение, найти то, что проглядел я, и спасти мой народ.

Друг мой, — Эль Хоска с робкой надеждой заглянул в лицо Фелизу, если бы такой человек, как ты взял бы на себя смелость разделить со мной тяжесть моей ноши и занял мое место после того, как меня не станет, это стало бы спасением для всех.

Фелиз смущенно фыркнул.

— Что ж, подумай об этом, — сказал Эль Хоска.

Они вошли на площадь. И в тот же момент черные стражники с оружием в руках с криками бросились к Фелизу и окружили его.

Фелиз был вынужден спешно придумать какое-то оправдание, и, извинившись перед Эль Хоской, он в сопровождении вооруженных охранников отправился в апартаменты правителя.

— Диверсант! Предатель! — подпрыгнув от злости, заорал Таки Маноаи, стоило лишь Фелизу появиться на пороге. Глаза его вылезли из орбит, на шее вздулись толстые жилы. — Сейчас я разберусь с тобой по-свойски! Вон! Все вон!

Последние слова были обращены к стражникам, которые покорно попятились к двери и, толкая друг друга, поспешно выскочили в коридор. Фелиз мысленно приготовился к самому худшему; но как только закрылась дверь, глаза Таки вернулись в свое нормальное положение, а жили на шее исчезли. Правитель обессиленно опустился в кресло, стирая пот со лба изящным черным платком, на котором были вышиты замысловатые узоры — черным по черному — после чего поспешно извлек откуда-то бутылку и два стакана.

— Уф! — отдувался он, наполняя стаканы и укоризненно протягивая один из них Фелизу. — Скажи на милость, чего ради тебе понадобилось сбегать? Я уж думал, что ты бросил меня. Навсегда покинул. Просто взял и ушел. Ну так за чем дело стало?

— Как это «за чем»? — Фелиз недоуменно уставился на правителя.

— Ты только скаэи. Я все улажу. Ты же меня без ножа режешь. Так что просто назови свою цену.

— А-а… — начал было Фелиз.

— Ну вот, всегда так! Никакой инициативы! — воскликнул Таки, от отчаяния треснув кулаком по столу, отчего стоящая там бутылка подпрыгнула и едва не опрокинулась. — Они же как скот. Выполняют приказы — да, в наилучшем виде. Но отдать все приказы попросту невозможно! Увы-увы! Человеческие возможности небезграничны, а в сутках всего двадцать четыре часа. Ты только оглядись вокруг… — Он с горечью усмехнулся и залпом осушил свой стакан.

Фелиз посмотрел по сторонам. Но не увидел ничего особенного. Это были все те же бестолково заставленные мебелью апартаменты, и не похоже, чтобы со времени его последнего визита здесь хоть что-то изменилось.

— Все условия для красивой жизни. Живи себе припеваючи и ни о чем не задумывайся, да? — проговорил правитель снова плюхаясь в кресло. — Но только так уж получается, что эта красивая жизнь сопровождается примерно шестьюдесятью нервными срывами в день. Скажу тебе по секрету, быть правителем — это просто убийственная работа. Но вконец меня добивают вовсе не необходимость принятия каких-то важных, эпохальных решений, а самая обычная, каждодневная рутина, мелочевка — внутренние решения, принимаемые на уровне департаментов.

— Департаментов? — переспросил Фелиз, не скрывая своего удивления.

— Ха! Неужели ты думал, что такое общество, как наше может существовать без надлежащей организации, а? Ну конечно же — как говорится, департаменты за всех, и каждый за свой департамент. Все утроено замечательнейшим образом, и весь организационный механизм действует отлаженно, как швейцарские часы. — Таки задумчиво посмотрел на свой почти опустевший бокал. — Но вот очковтирательство и стремление спихнуть с себя ответственность, переложив ее на плечи соседа — явления практически невидимые постороннему глазу. Чтобы научиться различать их, нужно поработать с мое на этом месте. Ну почему, почему, я тебя спрашиваю, у меня нет подчиненных, которые подходили бы к порученному им делу со всей ответственностью? Почему?