Евгений Филенко - Бой на Калиновом мосту

Девушка Сольвик, сидя на диване, от счастья улыбалась и плакала одновременно. Хотя ничего и не понимала из Светиных слов.

— Полезли, — сказал Фомин, с ненавистью глядя на осмелевших динозавров. — Обрадовались… А один в воду плюхнулся. Уйдет, должно быть. Тимофеич, много там было водоплавающих?

— Не очень, — отозвался Тимофеев, дуя на содранные до крови ладони. — Тот, что уплыл, не злой. Он в Шиш-озеро направился.

— Встречались?

— Было дело… Еще пара плезиозавров удерет в Шотландию, в Лох-Несс, а диплодоки, видимо, в Африку подадутся, но они травоядные, неопасные. В газетах о них как-то писали.

— А все прочие, я вижу, не дураки побаловаться человечиной, — вздохнул Фомин. — Ну что, попробуем еще?

— Пожалуй, — проговорил Тимофеев и с гримасой боли уперся сбитым плечом в неподвижную до подлости лесину, которая уже подрагивала от приближения поганых чудищ.

Впереди, выпятив белое ослизлое брюхо, рысцой трусил осатаневший от голода тиранозавр-рекс. Парочка горгозавров увлеченно грызлась с тарбозавром-батаар и потому чуть подотстала…

— Знаешь что, Николай, — промолвил Тимофеев, разгибая невыносимо ноющую спину. — Наверное, мы их не остановили. Мы их только задержали. Интересно, на сколько?..

— И все же они не прошли, — сурово сказал Фомин.

Они молча смотрели на неотвратимо надвигающуюся смерть, и не было в них ни единой капли страха. Они сделали все, что смогли, и никто на их месте не мог сделать большего…

— Я тебя, беса! — раскатился над мостом уже знакомый лязг. — Съем и косточки у порога закопаю, лапами твоими курьими хоромину подопру! Будешь меня, старую, по ночам тешить!

Злая, как сам дьявол, со вздыбившимися пегими лохмотьями, Карога встала на пути жадно щелкавшего экскаваторными челюстями тиранозавра и замахнулась на него клюкой. Царственный ящер затормозил когтистыми ножищами и озадаченно присел на хвост.

Тимофеев обернулся. И теплая волна дружбы и любви захлестнула его, подняла к самому небу, исцелила его раны…

Через зеленый луг, размахивая топорами, на помощь к ним спешили светлоголовые и голубоглазые русы, решительные и умелые, а в бою беспощадные, впереди всех мохнатым клубком катился Осен. На соединение с ними из леса во весь опор неслись спасатели: Дима Камикадзе на бегу засучивал рукава, Лелик Сегал размахивал невесть где раздобытым ломиком, Тахион с Антеем и всей его службой быта занимали веерную оборону, огнем из бластера загоняя динозавров обратно на тающий островок инородного времени. И еще какие-то полузнакомые и вовсе незнакомые лица мелькали перед затуманенным взором Тимофеева.

— Витенька, милый! — воскликнула девушка Света. — Единственный мой!

И она кинулась ему на шею.

— Живем, Тимофеич, — сказал верный друг Николай Фомин, утирая кровавый пот со лба.

— Живем, — устало, но радостно отозвался Тимофеев. — Живем вечно!

Автор не ручается за достоверность лексики наших чрезвычайно далеких предков. Сам он в седьмом веке, к сожалению, не бывал, а у и иных очевидцев описываемых событий доставало забот и без того, чтобы запоминать слова и обороты речи той эпохи…