Сэмюэль Дилэни - Падение башни (сборник)

— Послушай… что это у тебя за штука? — спросил Джо, взвешивая на ладони кусок хрусталя.

— Это? — Максимилиан поднял глаза. Брови его сошлись на переносице. — Когда смотришь, в глубине хрусталя виден мост перед главными воротами.

— Я так и думал. — Джо резко повернулся и что есть силы швырнул пресс-папье в стену.

Оно глухо ударилось о толстую портьеру, та содрогнулась, от нее отделилась плотная стена пыли и тут же стала разрушаться, отдельные куски ее на глазах превращались в огромных серых драконов; те в свою очередь распадались, плодя грифов, размерами поменьше, а эти последние, наконец, рассыпались на крохотных летучих мышей, которые немедленно и бесследно исчезли неизвестно куда. Пресс-папье бухнулось на сваленный в кучу гобелен и застрекотало по доскам пола к столу.

Максимилиан подобрал его, положил перед собой и, упершись локтями в ручки кресла, наклонился над кристаллом. Внимательно рассмотрев его со всех сторон, он произнес:

— Ты что, в самом деле расстроился из-за Морганты? — Он выпрямился, достал свою пенковую трубку, набил ее табаком из стоящей рядом коробки, выполненной в виде головы бабуина. Желтые глаза зверя поднялись кверху, следуя за его рукой, два раза моргнули и снова скрестились на плоском, черном и, похоже, вечно влажном носу. — Ладно, рассказывай.

— Макс, — отозвался Джо, — ведь ты же знаешь, прекрасно знаешь, что ты — всего-навсего плод моего воображения. Ну почему ты никак не хочешь с этим согласиться?

— Потому что все наоборот, милый мой: это ты — плод моей фантазии. — Максимилиан втянул в трубку цветок пламени, распустившийся на конце спички. Выпустив несколько густых клубов дыма, он погладил большим пальцем чашку трубки. — Но я бы хотел поговорить с тобой о Моргайте. Ты и в самом деле не хочешь попробовать еще раз?

— Нет.

— Послушай, Джо…

— Макс, я наконец все понял. Когда-то очень давно мне пришла в голову фантазия создать нечто такое, чего я уже никогда не смогу уничтожить. Я был тогда очень одинок. Мне хотелось, чтобы рядом оказался хоть кто-то, совершенно не похожий на меня. Я взял и создал Максимилиана. И уже никак больше не мог от него избавиться. Вдобавок я заставил себя забыть, что это именно я сотворил его…

— Ты это серьезно, Джо? Но ведь все было наоборот: это я сотворил тебя! И прекрасно помню, как я это делал. Я очень хорошо помню то время, когда тебя еще тут не было. И даже помню время до того, как тебя тут не было.

— Но неужели ты не понимаешь, что именно я велел тебе помнить об этом?

— Послушай, Джо, ведь все, что касается тебя, — ну совершенная нелепость! Начиная с того, что ты грохочешь с утра до вечера вверх и вниз по лестницам, и кончая твоим этим диким нарядом. Разве подобный кретин может быть настоящим?

— А все потому, Макс, что ты не способен постичь, как люди могут совершать нечто неординарное, не укладывающееся в твои сухие мозги. Ты же сам не раз признавался мне в этом. А раз так, тогда скажи, как сам-то ты можешь считать себя настоящим?

— Ну что же, неплохой вопрос!

— Если ты утверждаешь, что именно ты сотворил меня, тогда почему ты не в силах меня уничтожить, как я только что уничтожил Морганту?

— Потому что я, в отличие от тебя, умею держать себя в руках.

Стрелки на циферблате старинных часов незаметно прокрутились вперед, но теперь каким-то непостижимым образом отстали на две минуты.

Максимилиан зевнул.

— К тому же я отчетливо помню, как создавал тебя. А вот ты ничего не помнишь…

— Макс, — Джо в отчаянии протянул к нему руки, — ну не станешь же ты отрицать хотя бы того, что я ни разу не видел тебя за пределами этой комнаты?

— Все свои потребности я вполне могу удовлетворить здесь или, скажем, в соседней комнате.

— А вот сейчас, например, ты смог бы пойти со мной?

— Я занят.

— Вот-вот, ты просто не способен выйти отсюда! Это я пожелал, чтобы ты всегда оставался здесь.

— Чепуха. Я часто гуляю — через день, не реже — в одном из нижних коридоров.

— Но почему же, когда я прихожу, ты всегда сидишь за этим столом? В любое время дня и ночи. Я ни разу не застукал тебя снаружи.

— Тем больше причин убедиться в том, что именно я создал тебя. И представь, я никогда не зову тебя — полагаю, у меня это выходит как-то бессознательно… ну да, я допускаю, что временами испытываю к тебе чувство, которое весьма похоже на… нежность.

Джо в ответ только проворчал:

— Ну ладно, ладно. Что ты читаешь?

— «Гагарки». — Максимилиан погладил переплет. — М. Р. Локли. Прекрасная книга.

— Макс, послушай, ты должен пойти со мной, снаружи кто-то есть. Об этом мне сказала Морганта как раз перед тем, как я избавился от нее. Там кто-то есть, и он пытается проникнуть сюда. — Джо театрально понизил голос. — Через ров!

Максимилиан так и затрясся от смеха.

— Опять твои дурацкие призраки!

Максимилиан был невозмутим. Стрелки часов незаметно прокрались вперед и теперь показывали без четверти. Джо выскочил из комнаты, изо всей силы хлопнув дверью.

Прикинув самый короткий путь ко рву, он завел мотоцикл и с ревом помчался вниз по ступенькам; его так трясло, что чуть было не выбросило из седла.

В нишах тускло мерцали язычки коптилок. А вот и черная, обитая гвоздями дверь справа, та самая запертая дверь, квадрат пять на пять футов, вжавшийся в стену. Только он с ней поравнялся, как ему почудилось, что дверь слегка дребезжит. Он резко повернул руль и ринулся в следующий пролет. I

Сунув руки в карманы куртки, отчего она еще больше оттопырилась на животе, и хлюпая своей пенковой трубочкой, Максимилиан тоже вышел прогуляться по дальним этажам и поразмышлять как следует. Беда в том, что, чем дальше он уходил от стен кабинета, тем больше таяла его уверенность в своем происхождении и тем больше одолевали его сомнения. События, о которых они только что спорили с Джо, происходили несколько лет назад, когда в результате сильного переутомления, душевного непокоя он впал в глубокую депрессию и в этом состоянии создал некий временной континуум, а в нем не только самого Джо, но и все эти комнаты, книги, лестницы, залы, как пустые, так и заставленные мебелью, как открытые, так и запертые, а вдобавок окружил все это рвом, наполненным соленой водой, за которым простирался густой лес. Что было до этого, он помнил плохо.

Несколько минут он шагал в темноте, потом до сознания дошло, что эхо его шагов доносится откуда-то издалека. В левой стене, на неравных расстояниях друг от друга темнели прямоугольники дверей, окна же находились справа.