Ника Созонова - Сказ о пути

Проснулся он весь в поту, со стойким ощущением, что ему не хватает воздуха. Вставая, Алексей осторожно вытянул левую руку из-под шеи Лели. Она не проснулась, лишь сладко промурчала. Она всегда спала крепко и засыпала мгновенно — не погружаясь, но падая в сон, и почти никогда не помнила, что за сновидения ее посещали.

Иногда Алексей завидовал этой ее особенности, но чаще сочувствовал.

Как ни парадоксально, но в последнее время он начал испытывать к своему «благодетелю» нечто вроде признательности. Хоть и не признавался себе в этом чувстве. Квартира, которую для него сняли, оказалась замечательной. Небольшая — одна комната и просторная кухня — она являла собой образец вкуса и уюта. Выдержанная в золотисто-зеленых тонах, с мягким диваном и плетеным креслом-качалкой, без излишеств типа телевизора, но с компьютером. Последним, правда, Алексей почти не пользовался (он явно не был ни программистом, ни дизайнером — в той, неведомой ему жизни до катастрофы). Зато Леля с детским восторгом просиживала за монитором часами, рисуя, играя или слушая музыку. Она вообще легко и гармонично вписалась в интерьер. Когда ее не было дома — в квартире не хватало существенной детали, не хватало законченности.

Алексей прошел на кухню и сварил себе кофе. Присел на подоконник. За стеклом правила бал осень — поздняя, грязная. Снег еще не выпал, а листья уже облетели, и оттого все вокруг казалось сумрачным и безжизненным. Редкие ранние прохожие под разноцветными зонтами (единственные яркие пятна в пейзаже), завеса дождя, раскрашивающая все вокруг одной краской — серости и стылости…

Прошло уже два с лишним месяца с тех пор, как он пришел в себя. Он стал Алексеем полностью, от Дийка ничего не осталось. Бреясь по утрам, он уже не удивлялся своему отражению в зеркале. Уже не проводил ладонью по затылку в попытке запутаться в длинных прядях — как делал прежде, когда задумывался или озадачивался. Вместо этого потирал теперь гладкий или щетинистый подбородок.

Поначалу он работал в гостинице Станислава, но быстро уволился, не желая зависеть хотя бы в этом. Нашел другую работу — в охране одного из офисов. Она не выматывала силы и оставляла много свободного времени.

Кофе был очень горячим, и когда на плечо ему легла легкая ладошка, от неожиданности он обжег губы.

— Как спалось, солнышко? — Обернувшись, Алексей зарылся лицом в ее уютную макушку.

Ему было хорошо с ней, спокойно и хорошо. Может, это и есть то, к чему он всегда стремился? А выдуманный рай с синекрылыми драконами был просто предлогом придти в этот мир, к ней? Впрочем, это ведь и его мир. Родной, изначальный…

— Честно говоря, не замечательно: ты ворочался и брыкался во сне. И стонал — да так, что умудрился меня разбудить, а ведь сплю я как бревнышко. Потом, правда, снова заснула… Кстати, кто такая Наки?

— Откуда ты знаешь это имя?

— Ты повторял его — как раз, когда я проснулась. Это из твоего прошлого? Ты что-то вспомнил?

— Наки — девочка. Маленькая, сильная и смелая. Ей всего двенадцать, и я никогда не забывал ее, к сожалению.

— Почему к сожалению? Непонятно… Кто она? Расскажи!

Леля отстранилась от него и уселась на стул, приготовившись внимательно слушать. Сейчас, в его рубашке и с босыми ногами, ненакрашенная и взлохмаченная, с припухшими губами и слипшимися ресницами, она напоминала зверька, вылезшего из глубокой уютной норки в прохладный неприветливый день.

— Наки не отсюда. Не из нашего мира. Все ее близкие и родные погибли. У нее была мечта попасть в прекрасное место, похожее на рай, под названием Алуно. Туда когда-то ушла ее старшая сестра. А я был промиром — проходящим миры. Еще у меня был зверь, похожий и на кота, и на пса — его звали Гоа. Жутко свирепой наружности, но верный и мягкосердечный, как никто. Мы встретились с Наки в ее мире — на редкость унылом и злобном. Представляешь, там наказывали за любовь. Детей к родителям, мужа к жене, сестры в брату… Она заразила меня своей мечтой найти Алуно, где драконы похожи на синекрылых бабочек. И нет ни войн, ни болезней, ни людских толп. Мы стали искать его вместе — объединив ее целеустремленность с моими возможностями. Потом она умерла. И Гоа тоже. А я вот — здесь, с тобой, как видишь.

Он замолчал. Леля ждала продолжения. Не дождавшись, заметила жалобно:

— Прости, я ничего не поняла.

— Ладно, — он усмехнулся, но ухмылка вышла кривой и болезненной. — Я был очень краток. Попробую начать сначала, уже подробнее.

Он снова принялся рассказывать, припоминая детали и нюансы. Говорить было тяжело — приходилось заново переживать прошлое, и Алексей часто сбивался, перескакивал с одного на другое, мучался, подбирая нужное слово или понятие.

— Красивая сказка, — тихо откликнулась Леля, когда он замолчал, на этот раз окончательно. — Не знала, что у тебя такая богатая фантазия. Тебе бы книги писать, а не в охране торчать — стал бы знаменитым и успешным.

— Ты мне не веришь?

— Нет, а должна? — Леля весело рассмеялась, но, увидев выражение его лица, оборвала смех. — Ты что, не шутишь? Я думала, ты просто хочешь меня развлечь. Неужели ты думаешь, что можно воспринять как правду всё, что ты мне тут рассказал?

— Я думал, ты поймешь. Именно ты. Ведь в свое время ты тоже искала двери в иные миры. А я эти двери нашел, только и всего.

— Господи, я же была ребенком! Мне было восемь или девять лет, но никак не двадцать семь!

— Я рассказал это только тебе. И не сказал ни слова неправды. Это не фантазия, не сказка. Я мог бы доказать тебе истинность своих слов, нарисовав на полу мелом круг и уйдя — на твоих глазах. Но я не хочу этого делать. Ведь тогда я не сумею вернуться, а уходить насовсем… Как ты можешь догадаться, мне было бы тяжело и больно.

Леля встала и, подойдя к нему, крепко прижала его голову к своей груди.

— Бедненький, я все поняла! Это все твоя травма. Это действительно правда — для тебя. Но это не является объективной реальностью. У меня есть знакомый психиатр, очень хороший. Мы пойдем к нему вместе, ладно?

В этот момент она была ему чуть ли не отвратительна. И в то же время — притягивала с небывалой силой, и он чувствовал себя мухой, запутавшейся в липкой жаркой паутине. Ее «ладно» колоколом отдавалось в голове, разбивая мысли на тысячу осколков.

Алексей сделал два глубоких вдоха и произнес:

— Хорошо, мы сходим к твоему психиатру.

Он отчетливо услышал щелчок — то ли внутри себя, то ли снаружи. Синхронно с ним кто-то взял и убрал из окружающего пространства все краски, все до единой.

Леля плакала на кухне. Она умудрялась делать это бесшумно, но Алексей все равно знал, когда подобное происходило. И хотя потом она старательно красила глаза и пудрилась, чтобы скрыть красноту и припухлость, он все равно замечал.