Питер Дикинсон - Продавец погоды

— А вы где будете спать? — спросил Джеффри.

— У меня маленький домик около конюшни, — ответил Фарбелоу. — Я когда-то купил его для своей жены. Он не стал его менять. У меня там много всякой всячины, к которой я успел привыкнуть. Надеюсь, вам будет удобно. Спокойной ночи.

Перед тем, как заснуть (в конце концов ребята обнаружили, что перину удобнее положить прямо на пол — с сундуков они все время соскальзывали), Джеффри спросил:

— Как тебе это удалось?

— Но я действительно знаю латынь, — ответила Салли. — В нашей школе все знают. Мы говорили на латыни все время, даже во время еды. А тех, кто делал ошибки, пороли розгами.

Шкуры были чистые и теплые. В полудреме, незадолго до того, как погрузиться в объятия безмятежного сна, Джеффри с любопытством подумал о том, как сложились дела у продавца погоды из Норвича.

Джеффри не смог бы сказать, когда он проснулся, но отбрасываемые деревьями тени прозрачно намекали, что солнце успело довольно высоко подняться над горизонтом. Салли еще спала, завернувшись в желтый мех и сладко посапывая. Джеффри поглядел в окно на зал и увидел, что за ночь столы с яствами никуда не делись, хотя кое-где собаки разворошили блюда и разбросали тарелки. Они, например, стащили на пол кабанью голову и теперь грызли ее сразу с нескольких сторон. Джеффри чувствовал себя глупым и больным — наверно, от выпитого вина, и каким-то одеревеневшим — несомненно, результат его вчерашнего беганья и лазанья. Его одежда была грязной и рваной. В одном из сундуков он нашел пару мешковатых штанов с кожаными ремешками. В другом — необычайно мягкую кожаную куртку. На стене висел пояс с коротким мечом в бронзовых ножнах. Он был украшен узором из медных сов и дубовых листьев. Джеффри накинул куртку, затянул пояс и спустился в зал посмотреть, не оставили ли собаки чего-нибудь поесть.

Это были огромные зверюги, лохматые и весьма вонючие, желтовато-серого цвета. Джеффри решил, что это волкодавы. Завидев мальчика, два пса, рыча, бросились к нему, но тут же отскочили в сторону, когда он вытащил из ножен меч. Джеффри обнаружил, что собаки потревожили лишь малую часть разложенной на столах снеди. Взяв серебряную тарелку, мальчик до краев наполнил ее фруктами, хлебом и холодными отбивными. Затем осмотрелся в поисках чего-нибудь попить. От одной мысли о вине, меде или эле ему уже становилось нехорошо, а после предупреждения Фарбелоу пить сырую воду он просто-напросто не решался. Если бы ее вскипятить… Для этого нужен котелок. Джеффри боялся, что золотые или серебряные кувшины могут расплавиться, а больше ничего подходящего под рукой не было.

Под конец он нашел стальной шлем с острым наконечником и цепочкой, висевший на стене между двумя горящими факелами. Сделав мечом ямку в горячих углях, Джеффри воткнул туда шлем и налил в него воды. При этом он немного пролил, и пар клубами полетел к потолку вслед за дымом. Вода закипела почти мгновенно. Подцепив шлем за цепочку, Джеффри снял его с углей, и только тут сообразил, что поставить его никуда не сможет — не даст острый наконечник, а вылить воду тоже не во что. Удерживая шлем одной рукой, он вылил воду из большого кувшина прямо на пол, перелил вино из маленького кувшина в большой, и в освободившуюся посуду наконец-то влил начавшую остывать воду.

Когда он хотел повесить шлем на место, там уже висел точно такой же, только совершенно новый и блестящий. Чуть не дрожа от страха, Джеффри отнес свой завтрак наверх и, разбудив Салли, рассказал, что с ним приключилось.

— Это он все сделал, — невозмутимо сказала Салли.

— Кто он? Мистер Фарбелоу?

— Джеф, ну не будь таким тупицей! Я имею в виду того самого «он», о котором упоминал наш почтенный сенешаль. Это тот самый «он», который создал всю эту еду и мог бы в два счета расправиться с волками, если бы только захотел, и мог бы запросто наполнить конюшню лошадьми, чтобы составить компанию бедняге Мэддоксу. Разумеется, я имею в виду Некроманта.

— Наверно, ты права. Мне просто не хочется об это думать. Я тут вскипятил воду, теперь ее можно пить, но она все еще довольно горячая. Может, останется немного и для умывания. Ты выглядишь как беспризорница. Это одеяние я нашел в сундуках, так что тебе тоже стоит там покопаться. Уверен, мистеру Фарбелоу это понравится. У него самого весьма изысканный костюмчик. Но твоя латынь, похоже, наш главный козырь. Как ты думаешь, что они имел в виду, говоря о морфии?

— Не знаю. А что это такое? Можно мне взять последнюю отбивную? Ты съел уже три штуки, а я только две. Может, он сумасшедший?

— Морфий — это такой наркотик. Так мне кажется. Его дают раненым солдатам, чтобы они не чувствовали боли. А еще бывают такие люди, их называют наркоманами, которые принимают его потому, что он им нравится и они никак не могут остановиться. И еще, мне совсем не кажется, что мистер Фарбелоу сумасшедший. Я хочу сказать, что вряд ли он что-то там выдумывает… Кто-то же сделал и эту башню, и лес. На карте-то их и в помине нет.

— Наверно, ты прав, — согласилась Салли. — Только я не считаю, что он плохой. Думаю, мистер Фарбелоу когда-то сделал ошибку и теперь не знает, как ее исправить, и с каждым днем запутывается все больше и больше. А еще я полагаю, он очень обидчивый. Разговаривая с ним, следует соблюдать осторожность.

— Согласен. И не заговаривай с ним сама о латыни. Дождись удобного момента. Давай поглядим, нет ли в сундуках чего-нибудь подходящего для тебя…

Лежавшая в сундуках одежда была, по правде сказать, слишком велика для одиннадцатилетней девочки, но они все-таки нашли длинный, изумрудно-зеленый плащ, расшитый красным шелком и сложными узорами золотых нитей. Надетый на Салли, он ниспадал до самой земли, однако затянутый широким золотым поясом, смотрелся на девочке совсем неплохо. Плащ был без рукавов, но ребят это особенно не заботило: голые руки, так голые руки. В другом сундуке они разыскали маленький серебряный гребень и собрали волосы Салли в два хвостика, перетянутые золотыми ленточками. А когда Джеффри мокрой губкой стер с ее лица грязь и пот, Салли стала выглядеть просто потрясающе — словно собиралась играть королеву в школьном спектакле. От Фарбелоу не было ни слуху ни духу, и ребята, оставив в зале пустую тарелку, отправились осматривать башню.

Вдоль галереи двумя этажами тянулись комнаты — точь-в-точь как та, в которой они провели ночь. Все забиты сундуками и шкурами. На нижнем этаже располагались одиночные комнаты, а на верхнем все комнаты соединялись друг с другом, но вместо дверей их разделяли тяжелые занавеси. Нигде — ни души. Единственными звуками, нарушавшими тишину башни, были потрескивание бревен в огне да ворчание собак. Ребятам все это казалось очень странным. В одной из комнат верхнего этажа они обнаружили лестницу. Она вывела их на крышу.