Слепое пятно - Холл Остин

— Замечательно! И все это время мы об этом совершенно ничего не знали!

Когда они проезжали Лорин, офицер решился задать вопрос.

— У вас в Беркли друзья? Я смотрю, вы иностранец. Может быть, я смогу быть вам чем-то полезен?

— Э… да, если… Вы не знаете доктора Холкомба?

— Вы имеете в виду профессора? Он живет на Дуайт-Уэй. В это время дня вам скорее всего удастся найти его в университете. Он ждет вас?

Вопрос прозвучал невежливо, ведь это было, конечно, совершенно не его дело. Однако, выяснять то, что другие хотят сохранить в тайне, и является работой детектива. Да к тому же, где-то на подсознательном уровне настораживало странное имя — Рамда Авек, и не германское, и не индийское, вообще непонятно какое.

— Ждет меня? Ах, да. Простите, если говорю медленно. Я не совсем привык к устной речи. Пока еще. Я вижу, что вам интересно. После того, как встречусь с доктором Холкомбом, я смогу вам рассказать. С доктором побеседовать мне крайне необходимо. Он… э… в общем, мы с ним знаем друг друга долгое время.

— Так вы его знаете?

— Да, некоторым образом. Хоть мы никогда и не встречались. Он, должно быть, великий человек. Мы во многом схожи — доктор и я. И многое можем дать вашему миру. Но если бы мне довелось с ним встретиться, то я бы его не узнал. А вы случайно не могли бы?..

— Вы имеете в виду стать вашим проводником? С удовольствием. Так случилось, что мы с вашим другом доктором Холкомбом тоже находимся в дружеских отношениях.

А теперь подойдем к нашему повествованию с другой стороны. Вряд ли есть необходимость представлять доктора Холкомба. Все мы, по крайней мере те, кто много читает, а в особенности те, кто интересуется различными умозрительными методами, знали его довольно неплохо. Он был профессором философии в Калифорнийском университете. Выдающаяся личность и просто хороший человек, он был одним из тех замечательных ученых, которые, благодаря не только своим познаниям, но и внутренним качествам, увековечивают себя в памяти последующих поколений. Представитель старой школы, во всем полагаясь только на себя, он совершенно не боялся с головой погрузиться в какую-нибудь спорную область философии, которую не поддерживали его предшественники.

Его считали большим оригиналом. Он полагал, что философия всех эпох есть не что иное, как переходная ступень, что вся мудрость земных цивилизаций смотрит в будущее, что изучение античной литературы, каким бы существенно важным оно ни казалось, является только фундаментом для решения проблем. Он был язвителен, немногословен и обладал своеобразным чувством юмора, из-за которого был способен при изложении даже самого скучнейшего вопроса философии привести свои остроумные доводы и отстоять их.

Особенно хорошо у него получалось формулировать совсем уж абстрактные идеи языком настолько простым и точным, что даже самые сложные понятия становились доступными заурядному слушателю. Нет необходимости говорить о том, что он являлся любимцем прессы. Газеты по обе стороны залива то и дело печатали поразительные заявления профессора.

Все бы было неплохо, если б они в точности передавали его слова. Но газетчик есть газетчик. Помимо редакторских поправок, существует множество возможностей слегка исказить контекст. Знаменитый человек должен быть осторожен в своих высказываниях. Доктор Холкомб нередко вынужден был выступать с опровержениями приписываемых ему заявлений. Он не мог понять, какая необходимость в подобных незначительных отступлениях от истины. И ему постоянно приходилось вести оживленную полемику, поскольку собратья по профессии часто осуждали его за эти несущественные искажения отдельных понятий философии. Он не любил представителей прессы и имел обыкновение посылать всех писак и редакторов к черту, что весьма забавляло репортеров. Как только им представлялся удобный случай, они с радостью хватались за перо и начинали брызгать своими ядовитыми чернилами. Это было ужасно. Знаменитому профессору приходилось отчаянно защищаться от нападок своих мучителей. Они все без исключения его обожали и все как один получали удовольствие, изводя его. Проникнуть на лекцию доктора Холкомба для репортера являлось весьма трудной задачей, и, однако же, читая за завтраком утренние газеты, профессор частенько обнаруживал в них свои слова.

За день до описываемых нами событий доктор выступил с одним из своих скрупулезных сенсационных заявлений. Оно касалось этики. Приведем его слова как можно ближе к оригиналу.

«Человек, позвольте заметить, эгоистичен. Вся наша философия базируется на себялюбии. Наша жизнь в среднем длится шесть десятков лет, но мы сопоставляем ее с вечностью. Доводилось вам когда-нибудь задумываться о вечности? Это очень долгое время. Какое мы имеем право утверждать, что жизнь, которая, как нам кажется, продолжается вечно, сразу же превращается в воспоминание, как только покидает тело обитающего на этой земле мыслящего индивидуума? Все дело в нас. Мы обладаем пятью чувствами, при помощи которых оцениваем все вокруг. И точно таким же образом мы измеряем вечность. Пока мы не овладеем другими чувствами, которые несомненно существуют, нам никогда не прийти к пониманию бесконечности. А теперь я намерен сделать весьма необычное заявление.

Последние несколько лет обещали такой расцвет, которого ждали и о котором мечтали еще с начала времен. Как в области метафизики, так и вне ее. Те из вас, кто посещал мои лекции, слышали, что я называл себя материалистическим идеалистом. Я — мистический сенсуалист. Я считаю, что род людской не может происходить ни от чего другого, кроме как от отвлеченного размышления. За завесой оккультного скрываются удивительные тайны. Сама земля, наша жизнь на ней — это всего лишь преддверие вселенной. Только лишь размышляя и созерцая, мы останемся такими же неумелыми и бессильными, какими были древние монахи с Афонской горы. У нас написаны горы литературы, основанной исключительно на умозрении, и, невзирая на всю ее мудрость, она не дает нам ничего, что выходило бы за пределы абстрактного. Со времен Платона и по сей день наша философия не предоставила нам ни одного ощутимого доказательства, ни одного конкретного факта, которые можно было бы подержать в руках. По сути, мы сейчас находимся на той же ступени, где находились изначально, и мы можем продолжать говорить, говорить и говорить до скончания времен.

А что же дальше?

Друзья, философия должна сделать шаг в сторону. В эту современную эпоху молодая практическая наука стала взрослой и теперь намного опережает нас. Мы должны вернуться назад к истокам, оставить наши субъективные размышления и заняться реальными вещами. Мы обладаем пятью чувствами, и в силу природы вещей нам необходимо перевести доказательства в область конкретики, где мы сможем их понять. Сможем ли мы проникнуть за эту невидимую ширму, которая отделяет нас от сверхъестественного? Мы сомневались, смеялись над собой, кто-то смеялся над нами, но факт остается фактом — мы настойчиво продолжали верить.

Как я уже сказал, нам никогда не понять бесконечности, пока будем оставаться ограниченными своими пятью чувствами. И я еще раз повторяю это. Но это не означает, что нам никогда не раскрыть тайну бытия. Потусторонний мир — это не предположение, это установленный факт. Мы населили его ужасными существами, потому что, подобно нашим предкам еще доколумбовых времен, мы населили его нашим воображением.

А теперь что касается моего заявления.

Я назвал себя материалистическим идеалистом. Я выбрал совершенно новое направление в философии. На протяжении последних лет, без вашего ведома и в тайне от друзей, я посвящал свое время практической науке. Мне хотелось чего-то конкретного. Пока мои коллеги корпели над томами изумительной софистики, я искал путь в потусторонний мир. И вот он счастливый миг! Мне это удалось. Я приподнял завесу — и туда хлынул дневной свет. Завтра я предъявлю доказательства, которые вы сможете воспринять своими пятью чувствами. Я объясню все! Я прочту свою самую выдающуюся лекцию, предметом которой станет мое собственное „Я“. Это не спиритизм и не софистика. Предметом моей завтрашней лекции будет „Слепое пятно“».