Питер Уоттс - ОСТРОВ

– Шимп, возможно ли, что чувствительности решетки недостаточно, чтобы увидеть эти флуктуации?

– Нет.

– Хм-м… – Я стараюсь представить какую-нибудь причину, из-за которой шимп мог солгать.

– Какая-то бессмыслица, – жалуется сын.

– Смысл есть, – бормочу я, – если мигает не звезда.

– Но она мигает… Ты же это видишь… погоди, ты хочешь сказать, что есть нечто позади фонов? Между… между ними и нами?

– Угу.

– Какой-то фильтр. – Дикс немного успокаивается. – Но разве мы его не увидели бы? Разве фоны не наткнулись бы на него, следуя к звезде?

Я перехожу на командный голос, каким общаюсь с шимпом:

– Какое сейчас поле зрения у курсового телескопа «Эри»?

– Восемнадцать микроградусов, – отвечает шимп. – При текущем расстоянии до звезды поперечник конуса составляет 3,34 световой секунды.

– Увеличь до ста световых секунд.

•Изображение разбухает, уничтожая прежнее, разделенное на две части. На мгновение звезда снова заполняет Бак, окрашивая все на мостике в темно-красные тона. Затем съеживается, точно съедаемая изнутри.
Я замечаю какую-то нечеткость картинки.

– Можешь убрать этот шум?

– Это не шум, – сообщает шимп. – Это пыль и молекулярный газ.

Я удивленно моргаю.

– Какая у него плотность?

– Сто тысяч атомов на кубометр. На два порядка больше туманности.

– Почему он такой плотный? – Мы наверняка заметили бы любое небесное тело, достаточно массивное, чтобы удерживать возле себя столько материала.

– Не знаю, – признается шимп.

У меня возникает тошнотворное ощущение, что мне известен ответ.

– Настрой поле зрения на пятьсот световых секунд. Повысь усиление условных цветов в ближней инфракрасной области.

Космос в Баке становится зловеще темным. Крошечное солнце в центре, теперь размером с ноготь, сияет с возросшей яркостью: раскаленная жемчужина в мутной воде.

– Тысяча световых секунд, – командую я.

– Вот оно, – шепчет Дикс.

Края Бака теперь вновь по праву занимает дальний космос: темный, чистый, первозданный. DHF428 располагается в центре тусклой сфероидной завесы. На такие иногда натыкаешься – это ненужные ошметки звезды-спутника, чьи конвульсии извергают газы и излучение на световые годы. Но 428 – не останки новой звезды. Это красный карлик, безмятежный и мирный, звезда среднего возраста. Ничем не примечательная.
Если не считать того факта, что она сидит точно в центре разреженного газового пузыря диаметром 1,4 астрономической единицы, то есть 210 миллионов километров. И того, что этот пузырь постепенно не рассеялся, не растаял в космической ночи. Нет, если отбросить вероятность серьезной неисправности дисплея, то получается, что эта небольшая сферическая туманность расширилась от центра до диаметра примерно в триста пятьдесят световых секунд, а затем просто остановилась, и границы ее намного более четкие, чем на то имеет право природное явление.
Впервые за тысячу лет я жалею, что не подключена к компьютеру нейронным шунтом. У меня уходит целая вечность, чтобы набрать движениями глаз параметры поиска на клавиатуре в голове и получить ответы, которые мне уже известны.
Компьютер выдает цифры.

– Шимп, повысь яркость условных цветов для волн 335, 500 и 800 нанометров.

Ореол вокруг 428 вспыхивает, как крылышко стрекозы на солнце. Как радужный мыльный пузырь.

– Оно прекрасно, – шепчет мой пораженный сын.

– Оно способно к фотосинтезу, – сообщаю я.

* * * Судя по спектру, феофитин и эумеланин[1] . Есть даже следы какой-то разновидности пигмента Кейпера на основе свинца, поглощающего рентгеновское излучение в пикометровом диапазоне. Шимп выдвинул гипотезу «хроматофора»: ветвящихся клеток с маленькими гранулами пигмента внутри, как с частичками угольной пыли. Если сгруппировать эти частички, то клетка фактически будет прозрачной, а если распределить их по цитоплазме, то вся структура потемнеет, станет ослаблять электромагнитное излучение, проходящее сквозь нее сзади. Очевидно, на Земле были животные с такими клетками. Они могли менять окраску, сливаться с окружающим фоном и так далее.

– Значит, вокруг этой звезды есть мембрана… или живая ткань, – говорю я, пытаясь усвоить новую концепцию. – Мясной пузырь. Вокруг целой чертовой звезды.

– Да, – соглашается шимп.

– Но это же… Господи, какая же у него должна быть толщина?

– Не более двух миллиметров. Вероятно, меньше.

– Почему?

– Если бы он был намного толще, то стал бы заметнее в видимом спектре. И «фон Нейманы»[2] обнаружили бы его, когда наткнулись.

– Но при условии, что эти… клетки, я полагаю… подобны нашим.

– Пигменты такие же, остальное тоже может быть похожим.

Но не слишком похожим. Никакой обычный ген в такой среде не продержится и двух секунд. Не говоря уже о каком-то чудесном растворителе, который эта штуковина должна использовать в роли антифриза…

– Ладно, тогда давайте будем консервативны. Допустим, средняя толщина – миллиметр. Плотность примем равной плотности воды. Какова масса пузыря?

– 1,4 йотаграмма, – почти в унисон отвечают Дикс и шимп.

– Это будет… э-э…

– Половина массы Меркурия, – охотно подсказывает шимп.

Я присвистываю.

– И это один организм?

– Пока не знаю.

– У него есть органические пигменты. Он разговаривает, черт побери! Он разумный.

– Большая часть циклических эманаций живых существ есть простые биоритмы, – отмечает шимп. – Это не информативные сигналы.

Я игнорирую его и обращаюсь к Диксу:

– Предположи, что это сигнал.

Он хмурится:

– Шимп говорит…

– Предположи. Пусти в ход воображение.

Достучаться до него не получается. Он какой-то нервный. Я понимаю, что он часто выглядит таким.

– Если кто-то тебе сигналит, – говорю я, – что ты станешь делать?

– Сигналить… – на лице смущение, и где-то в голове замыкаются контакты, – …в ответ?

Мой сын – идиот.

– И если входной сигнал имеет вид систематических изменений яркости света, то как…

– Использовать импульсные лазеры: настроить на попеременную выдачу импульсов с длиной волны 700 и 3000 нанометров. Мощность переменного сигнала можно повысить до экзаватт, не подвергая опасности наши радиаторы; после дифракции получится около тысячи ватт на квадратный метр. А это намного превосходит порог обнаружения для любого устройства, способного детектировать тепловое излучение красного карлика. Содержание сигнала не имеет значения. Если это просто крик. Ответный крик. Проверка на эхо.