Петер Жолдош - Сверхзадача

Но до той поры необходимо сделать еще множество дел.

В ближайшие тридцать — сорок лет вторичное излучение от стержневых реакторов в нижнем отсеке постепенно пробьет себе дорогу сквозь защитные стены, распространится по всему кораблю, затем, как плесень, переползет на живую почву планеты. Через какое-то время и его скелет сделается радиоактивным. Одна только защитная система Большого Мозга способна оказать этой слепой силе стойкое сопротивление. Все данные и результаты, полученные экспедицией, необходимо ввести в его электронную память. Чтобы тем, которые будут после них, не нужно было бы начинать все сначала.

Материалы, собранные Сидом и Максимом по их специальностям, астрономии, астрофизике и геологии, — были зафиксированы на микрофильмах, перевод их в память Большого Мозга не составил особого труда. Гилл уже почти покончил с этим, когда почувствовал, что действие допинга начинает ослабевать. Бодрость сменилась усталостью, живость восприятия — безразличием. Он пошарил в карманах в поисках новой таблетки фортфера, но когда поднес ее ко рту, подступила тошнота. Взглянул на циферблат — прошло двенадцать часов. Так, все правильно. И, несмотря на отвратительное самочувствие, ощутил прилив какой-то странной успокоенности. Все симптомы первой фазы лучевой болезни налицо: слабость, головокружение, тошнота. Значит, он не ошибся, все идет правильно.

Головокружение усилилось; чтобы сдержать рвоту, он вынужден был откинуться в кресле, переведя его в полулежачее положение. Виски сдавило словно раскаленным обручем, затем боль перекочевала вглубь, заколошматила острыми молоточками где-то внутри. Однако все пока не так серьезно. Несколько часов сна, и ему станет лучше. Сделав над собой усилие, Гилл сосредоточил внимание на пульте управления автоматикой; переписывалась заключительная часть наблюдений Максима. Правда, скоро они будут исчерпаны, и тогда система остановится сама собой… Внезапно померк свет. Он испуганно повернулся в сторону батарей питания. Стрелки чуть подрагивали на обычной цифре, напряжение было нормальным, но Гилл уже боялся верить показаниям приборов. Ведь они жестоко обманули Ярви… На покрытых пластиком стенах вдруг запрыгали разноцветные кружочки, здесь и там вспыхнули ослепляющие точки-звездочки, пол заколебался, словно на волнах…

Стон, вырвавшийся у Нормана, заставил его прийти в себя. Беспамятство продолжалось, вероятно, около получаса. Тошнота исчезла, голова была свежей и ясной. Норман не мог ответить, как долго он кричит; на вопрос, есть ли у него боли, тоже промолчал. Ему опять захотелось пить; весь горя нетерпением, он обожженными пальцами потянулся к фляге, ухватил ее, сжал вместе с рукой Гилла. Жидкость прыснула в открытый рот, Норман закашлялся, захлебываясь и хрипя.

И вновь он напомнил Гиллу новорожденного — нетерпеливого, жадного, эгоистичного. Капли живительного напитка, однако, сделали свое дело, немного освежили Нормана.

— Дать тебе обезболивающего?

Норман сделал отрицательный знак головой.

— Где данные?..

Гилл взглянул на прозрачный контейнер с микрофильмами, зажатый в приемный процессор. Он был пуст.

— Материалы Сида и Максима введены полностью.

— Остальные надо тоже… Скорее! Эдди… Данные, которые собрал Эдди… Это главное… Почему ты не начал с них?.. Неужели не понимаешь?

Гилл понимал. Понимал и признавал — Норман прав. Прав, как всегда. Материалы, собранные Эдди, несомненно, составляли важнейшую часть, смысл и стержень всей работы, проделанной экспедицией.

— Все, до последней мелочи… сохранить! — Гнев, обуяв Нормана, придал ему сил. — Неважно, понимаешь ли ты это… Сделай! Слышишь… Что, не хватает воображения?

Гилл не ответил. Воображение… Разве не Норман всегда стремился подавить воображение холодными фактами, называл пустым фантазером? И вот теперь… Непонятно.

— Ты отнесешь меня в мою кабину, — с трудом продолжил Норман. Уйдешь и сам. Мы все радиоактивны… Повредим Мозгу… Нельзя… Лифт тоже… Опусти его вниз, сейчас же…

Гилл нажал кнопку на пульте.

— Опустил.

— Ты опытный врач, биолог… И еще кибернетик… Как ты мог не подумать об этом? — Норман задыхался от бешенства.

«Да, я врач, а передо мной умирающий, — думал Гилл. — Нет, не я и Норман, а умирающий и врач. И я помню об этом, я сильнее его».

— Проверь кондицию… Состав воздуха… — Шепот Нормана становился все тише, несмотря на крайние усилия. — Вентиляцию выключи… Чтобы ни одной радиоактивной пылинки… и не забудь… Ты не можешь умереть… Не должен… Пока все данные… Уйдешь вниз… потом… после…

Губы Нормана продолжали беззвучно шевелиться, но понять его стало уже невозможно.

Материалы, накопленные Эдди, было не так-то легко собрать. Через две недели после того, как «Галатея» опустилась на эту планету, Эдди наткнулся на первый человеческий скелет, а еще два дня спустя великодушно уступил его Гиллу, ибо встретился наконец с живым человекообразным обитателем открытого ими мира. Начиная с этой минуты, для антрополога Эдди существовало только два состояния души: вдохновение и отчаяние. Туземцы оказались существами боязливыми и недоверчивыми. Эдди гонялся за ними, не разбирая дороги, таща на собственной шее портативный консоциатор, но даже упрощенная модель весила более десяти килограммов, а Гилл бежал рядом, охраняя одержимого антрополога от всяческих бед. После долгой и изнурительной погони им все же удалось загнать в угол какого-то ущелья троих. Те дрожали от страха, но, когда Эдди, демонстрируя благожелательность, с улыбкой подошел, замахнулись на него дубинками. Тогда Гилл, не медля ни секунды, уложил их на землю, усыпив лучом своего инфрапистолета, а Эдди, урча от возбуждения, тут же надвинул на череп одного из троицы, казавшегося на вид постарше, полусферу своего консоциатора. Однако если бы предусмотрительный Гилл не настоял на том, чтобы связать повергнутого в полусонное состояние аборигена по рукам и ногам, тот, очнувшись от непродолжительного шока, непременно размозжил бы Эдди голову своей дубиной, — в неуклюжем теле таилась огромная физическая сила. Оставшимся двоим Гилл накинул на шеи веревку и, пользуясь тем заторможенным состоянием психики, в которое повергает всякое живое существо направленный луч инфразвукового пистолета, отвел их подальше от места эксперимента в родные джунгли. Для совершения такой операции требовались немалое искусство, ловкость и опыт, поскольку инфразвуковой луч действует только на определенные точки мозга. Стоит лишь немного усилить или ослабить интенсивность луча или отвести его в сторону, как объект либо рухнет на землю в глубоком забытьи, либо выйдет из-под воздействия инфразвука, и тогда горе неумелому! Прежде чем расстаться с косматыми, Гилл чуть-чуть усилил луч, и те оба повалились на траву. Через полчаса, когда они придут в себя, у них не останется никаких воспоминаний о случившемся.