Олег Овчинников - Арахно. В коконе смерти

– Благодарю вас, милорд! – пробормотала она, еще не веря до конца, что один из сложных этапов пути пройден без потерь. Хотя, как знать, может, каверна просто копит силы в ожидании ее возвращения? Спуск получился безукоризненным, а вот удастся ли ей так же легко подняться назад? – Вы очень мне помогли. Скажите, где я могла видеть вас раньше?

Если бы Тошка был рядом, подумала вдруг, он бы помог? Руку хотя бы подал? Или смотрел бы со стороны на ее неловкие трепыхания, на эти черепашьи бега наперегонки с болью, находя в них повод для едкой насмешки?

Ей ужасно нравился прищур его умных карих глаз. И густые черные волосы, в попытке пригладить которые лишилась своих зубов не одна расческа. И как он пересказывал ей то, что сам только что вычитал в какой-нибудь умной книге – авторитетно и убедительно, как по писаному, но вместе с тем так увлеченно, так страстно, что она сама невольно заражалась его мальчишеским азартом. И как, то и дело повторял «Мамочка моя!» – темпераментно, как в цветных итальянских фильмах, которые их не признающий полутонов «Рекорд» делал черно-белыми. Но кое в чем, ей приходилось это признать, Тошка был несносен.

Вот и в тот раз, когда она едва не растянулась во весь рост, не сделав и десятка шагов в глубь пещеры, он хоть и пришел к ней на помощь, стиснув в нужный момент тонкие локти, но при этом не упустил возможности вставить колкое замечание.

– А под ноги не пробовала смотреть? Или ты думаешь, для тебя в скале ступеньки прорубили? Может, еще и свет электрический провели? Не-ет, – помотал головой, пока сквозь внешнюю язвительность не проклюнулось давно вынашиваемое восхищение, и продолжил глуховато-торжественным голосом: – Здесь все первозданное, дикое, неисследованное! Не исключено, что до нас с тобой тут вообще не ступала нога человека. Представляешь? Это же мамочка моя что такое! Ты только подумай, Алька, ни единого человека! Разве что лапа пещерного медведя или льва. Да ты не бойся, не бойся, они все еще в плейстоцене вымерли. А пещерный лев вообще только по названию пещерный, жил-то он по большей части на равнинах и в предгорьях. Но по сторонам на всякий случай посматривай, – тонкие губы изобразили зловещую усмешку. – Ведь, как известно, обитатели пещер в большинстве своем характеризуются слепотой, депигментацией и гигантизмом.

В его карих глазах с искорками отразилось ее лицо – бледное, не на шутку встревоженное. Затем в них промелькнуло удовлетворение, и Аля без труда догадалась о его причине. Конечно, теперь она наверняка воздержится от самостоятельных вылазок во время привала, не отстанет и не рискнет углубляться в боковые проходы, а будет внимательно следить, чтобы впереди, на расстоянии оклика всегда маячила надежная спина мужа. Похоже, именно этого и добивался Антон, пугая наивную женщину львами и медведями. Он улыбнулся и звучно щелкнул ее по прикрытому каской затылку.

– Эх ты, трусишка!

Сработал выключатель, и широкий луч фонарика осветил худое строгое лицо в ореоле трехдневной щетины: Антон принципиально не брился НА ВЫЕЗДЕ, считая, что именно борода превращает обычного мужчину в бесстрашного покорителя природы. Он зажмурился на свет и отвернулся. Включил собственный, как он его называл, налобник и уверенно пошел первым, раздвигая сумрак лучом, внимательно поглядывая под ноги и по сторонам. Первые сотни метров пути обещали быть легкой прогулкой. Пол более-менее ровный, уклон небольшой – не пещера, а просто-таки аккуратная штольня! Страховка и прочие приспособления понадобятся позже.

Аля двинулась было за мужем, но замешкалась, оглянулась назад, к ярко очерченному силуэту входа в пещеру. Луч ее фонарика немедленно побледнел и растворился, окунувшись в толщу дневного света. Там, снаружи, осталась неподвижная изнуряющая жара казахстанской степи. Здесь, внутри, было заметно прохладней, но тоже пока сухо. Тошка обещал, что со временем влажность возрастет, но для этого надо спуститься вниз не на один десяток метров. Аля облизала сухие губы и еще немного побалансировала на границе света и тени. Двигаться дальше не хотелось. Изнутри пещера напоминала пасть великана, готовую проглотить все, что пошлет ей провидение.

– Антош, – позвала Аля, обнаружив, что осталась одна. Звук шагов мужа доносился откуда-то издалека, еще немного – и он совсем растворится в гулкой, обволакивающей тишине пещеры. Луч фонарика заметался по провалам и выступам черных стен, повторяя движения Алиной головы. Антона не было видно: то ли свернул куда-нибудь, то ли попросту не хватало мощности фонарика.

– Анто-он! – позвала она снова, значительно громче, и неуверенно двинулась в глубь пещеры, на этот раз не забыв сперва посмотреть под ноги.

Из того, что муж рассказал о здешних обитателях, Алю больше всего напугали не слепота и даже не гигантизм, а трудное в написании слово «депигментация». Она, учительница младших классов, и то не была уверена, что не наделает в нем орфографических ошибок. К тому же, незнакомое слово казалось зловещим. Со слепым гигантом Аля бы еще как-нибудь справилась, но с депигментированным… Нет уж, лучше не пробовать!

– Анто-ош! – хрипло позвала она в предпоследний раз. И снова, изо всех сил: – Анто-ошка-а-а-а-а!!! – и закашлялась в конце. Разбуженное криком эхо еще некоторое время бродило по ходам и лазам, недовольно о чем-то бурча.

Все, на сегодня хватит.

Она всегда звала его ровно семь раз. По числу ответвлений Семикрестка, включая то, что засыпано обвалом, и то, из которого она только что приползла и откуда ее Антошка уж точно не появится. Звала, потом ждала, жадно ловя ухом каждый далекий шорох, каждый намек на звук, но улавливала только неровный стук собственного сердца и громкий шелест стесненного дыхания. Она все еще надеялась – непонятно на что, но с каждым днем все слабее.

Как всегда не дождавшись ответа, Аля отцепила фонарик, до этого болтавшийся на поясе рядом с пустой фляжкой, зажмурилась и повернула колпачок на рукоятке против часовой стрелки до щелчка. Она сразу же прикрутила колпачок в обратную сторону: импортный фонарик позволял плавно регулировать яркость, но все равно вспыхнувший посреди вековечной тьмы лучик света успел проникнуть сквозь сомкнутые ресницы, заглянуть под веки – прямо в глаза, отвыкшие от такого бесцеремонного обращения. Теперь, Аля точно это знала, первые несколько минут ей придется смотреть на окружающее сквозь двойную призму из собственных слез и плавающих перед глазами светящихся кругов.

Строго говоря, тут не на что было смотреть. Аля и без света помнила наизусть интерьер пещеры и все равно всякий раз, добравшись до Семикрестка, зажигала фонарик, ощущая, как с каждой секундой по капле вытекает энергия из драгоценных батареек, и водила бледным лучиком по сторонам. Наверное, в глубине души она надеялась, что Тошка окажется здесь, что он все-таки вернулся, нашел дорогу назад и каким-то чудом дополз, а теперь лежит где-то рядом, возможно, на расстоянии вытянутой руки, без сознания или просто слишком слабый, чтобы откликнуться на ее зов. Слишком слабый, чтобы хотя бы прошептать.