Деймон Найт - Будь моим гостем

Он открыл дверь спальни и заглянул в нее, затем прошел по коридорчику за крошечной кухней и попробовал дверь, которая вела в кладовую, расположенную за магазином. Дверь отрылась. Какое-то мгновение он постоял на пороге без движения, затем закрыл дверь и пошел назад.

— Красная краска везде, черт побери, — сказал он. — Она, должно быть, открыла банку емкостью в галлон.

— Она? — спросила Анжелика.

Кип нагнулся и поднял клочок разлинованной бумаги; на полу, между яичной скорлупой валялись дюжины таких бумажек. На этом клочке были строки стихотворения, написанные правильным почерком школьницы. Кип спокойно посмотрел на бумажку, бросил ее и подошел к столу. Анжелика последовала за ним.

Отбросы на столе были сложены в три неровных яруса. На самом верхнем стояли две маленькие фигурки, сделанные из ершиков для курительной трубки и папье-маше, изящно раскрашенные акварелью. Это были фигурки мальчика и девочки. У мальчика были светлые волосы, а на девочке было длинное белое платье из жатой бумаги и вуаль.

— Кто, Кип?

Он взял фигурку девочки и мягко подбросил ее:

— Нэнси Леберт, — ответил он. — Она сделала все это.

Анжелика посмотрела на него с пытливым любопытством, затем подошла к кушетке и села под гирляндой.

— Дочь Джорджа, — сказала она.

— Дочь Джорджа. Она… просто рехнулась на почве меня.

— Я вижу, — промолвила Анжелика. — И долго это продолжается?

— Нет.

Возникла небольшая пауза.

— Я совершил ошибку, — сказал Кип, медленно краснея. — Это было на прошлой неделе, после того, как умер ее отец. Это она нашла его. Она позвонила мне и я приехал… Она держалась нормально, пока полицейские и следователь крутились там, а затем ее прорвало. Она плакала. Ты читала когда-нибудь о людях, из которых ручьями лились слезы? Ты думаешь, это забавно? Вся грудь моей рубашки была мокрой даже на следующее утро… Теплые слезы на моей груди — отвратительнейшее чувство. Было такое ощущение, что она истекает кровью на мне. А она продолжала говорить при этом, что ей уже двадцать шесть, и она уродина, и что единственный, кто ее любил когда-либо, был ее отец, а теперь он умер.

После паузы Анжелика, колеблясь, спросила:

— И в чем же была твоя ошибка?

— Я поцеловал ее.

— …И это все?

— Нет, — ответил Кип. — Я сказал ей, что люблю ее — и, о Господи, это действительно так… Я ее люблю — но не в том смысле. Но она восприняла это совершенно иначе…

Начался дождь: сначала он легонько постукивал в окна, затем стал стучать сильнее, а потом звук перешел в равномерную гулкую дробь — это капли барабанили по крыше. Дождь принялся отбивать стаккато на плитах дорожки, и потоки воды стремительно забурлили в водостоках.

Внезапно Кип повернул голову.

— Что это?

— Где?

— Звук, как будто кто-то закрыл дверь… где-то внутри дома.

— Я слышала его. Но мне показалось, как будто хлопнули дверцей машины снаружи.

— Может быть, — произнес Кип с сомнением.

Он посмотрел на девушку, затем прошел по коридорчику в холл.

Дверь ванной была приоткрыта. Хотя раньше она была закрыта. Кип открыл ее полностью и вошел в ванную. В воздухе витал горячий пар и слабеющий запах лосьона для бритья. Крышка от туалетного сидения была прислонена к стенке с аптечкой среди беспорядочного нагромождения коробочек и тюбиков. Зубная щетка Кипа лежала на полу посредине комнаты, ее щетинки слиплись от красной грязи.

Он переступил через нее, глянул на мокрый круглый отпечаток в ванной и открыл дверь в спальню. Постель была измята. На подушке красовались два скомканных нейлоновых чулка, серое платье валялось на полу, закрывая кучу, которая, по-видимому, представляла собой пару туфель. Кип обошел эту кучу и направился в комнату в форме литеры L, дальний угол которой был срезан и образовывал кухоньку.

Дверь в гостиную была открыта. Кип вошел и услышал голос Нэнси Леберт, которая как раз в этот момент говорила:

— А почему вы не едете домой?

Она стояла возле стола, босая, сжимая в руке с запачканными красной краской костяшками черную сумку из искусственной кожи. Ее лопатки были похожи на ощипанные костлявые крылья. Ее комбинация была сморщена и косо висела на ней, одна бретелька бюстгальтера была прихвачена булавкой.

Она повернулась лицом к нему, ссутулившаяся и неуклюжая, уставившись на него большими зеленоватыми глазами, которые лихорадочно блестели.

— Привет, Кип, — обратилась она к нему, — не кажется ли тебе, что ей необходимо уехать домой?

У Нэнси были ярко-рыжие волосы: не цвета моркови, и не цвета хны, но того настоящего, темного, блестящего рыжего цвета, который можно увидеть только раз в жизни. У нее была бледная кожа, которая хорошо сочеталась с цветом волос, но еще больше ухудшала ее внешность. Ее тонкое лицо было покрыто пятнами и кучей прыщей. Оно выглядело как нечто, что необходимо было бы спрятать. Ее глаза как будто не принадлежали этому лицу. Они, казалось, не могли принадлежать ни одному лицу: они были чересчур огромными и чересчур блестящими, а белки имели желтоватый оттенок обесцвеченных зубов.

Кип обратился к ней.

— Нэнси, можно тебя попросить об одолжении?

— Она должна уехать домой. Это неправильно, что она находится здесь, Кип.

— Мы поговорим об этом позже, — ответил Кип, непроизвольно сжимая руки. — Сначала сделай мне одолжение.

— Хорошо, какое?

— Пойди и надень платье. Пожалуйста.

Она задумалась.

— Хорошо, — сказала она конфиденциальным тоном, — если она не хочет уйти, то нам остается сделать вид, что ее здесь нет.

Она промаршировала мимо Кипа в спальню. Через мгновение они услышали, как заскрипели пружины, когда она села на кровать.

— Что ты собираешься делать? — тихо спросила Анжелика.

Он сел возле нее, стараясь развеять неловкость.

— Отвезти ее домой.

— Кип, эту девушку необходимо поместить в психиатрическую лечебницу.

— Я знаю. Джордж хотел поместить ее под опеку еще несколько лет тому назад, но ее мать не соглашалась с этим. Она воспринимала это, как личное оскорбление. Я не могу ее поместить в больницу; это могут сделать только родственники.

— Вызови полицию. Пусть ее арестуют за умышленное нанесение вреда. Я понимаю, как это звучит, но это лучшее, что ты можешь для нее сделать.

Нэнси вышла из кухни, на ней было серое платье, но оно было не застегнуто, и один чулок. В одной руке она все еще держала черную сумку, в другой она сжимала бутылку сливового сока.

— Хотите сока? — спросила она весело.

— Нет, спасибо, — ответил Кип — Нэнси…

Она захихикала и вновь скрылась из поля зрения. Они услышали стук бутылок в холодильнике, а затем вновь установилась тишина, и был слышен только шум дождя.