Олег Азарьев - Спящая красавица

Разбойник с кремневым кинжалом усмехнулся. Должно быть, он еще не ощутил результат моего укола, хотя на рубахе уже расползалось красное пятно.

– Один против двоих? Силён!..

– Я еще и не так могу. У меня хороший учитель был, – сказал я, примериваясь, – Странник из очень дальних мест. Он меня научил некоторым штучкам…

– Штучкам? Что-то я их пока не заметил… – Разбойник вдруг забеспокоился и левой рукой пощупал рубаху на груди, метнул взгляд на ладонь. – Ах, ты…

– Да, – сказал я безо всякого сочувствия. – А ты и не заметил.

Я на миг оглянулся на разбойника с замотанной рукой. Тот опустил дубину и воротом рубахи озабоченно вытирал кровь на шее. "Этот больше не боец", – мельком подумал я.

Лицо разбойника с палицей покраснело от ярости. "Отлично! – сказал я себе. – Сейчас он начнет делать глупости".

И точно. Он отбросил кинжал, ухватился за палицу обеими руками и, рыча, начал со всей дури махать ею влево и вправо, наступая на меня.

Я отвел дубину в сторону и уклонялся от его могучих размахов, выжидая момент. И когда его палица в очередной раз полетела влево, разворачивая его правым боком ко мне, я прыгнул за его правое плечо, а моя дубина уже мчалась к его откормленной холке. Разбойник с замотанной рукой отчаянно крикнул что-то, но было поздно. Дубина врезалась в основание черепа его товарища и сшибла того на землю. Шею залила кровь, ноги дернулись раз, и тело замерло.

– Готов… – с ужасом выдохнул разбойник с замотанной рукой и медленно поднял глаза на меня.

– Будем драться? – поинтересовался я угрожающе. – Или ты забросишь свою палку вон в те кусты и быстро побежишь в сторону от тропы – поглубже в подлесок. И смирно подождешь, пока я уйду. Иначе тебе будет о-очень больно.

Разбойник молча отшвырнул дубинку в заросли, повернулся и с треском вломился в тонкие ветки кустарника.

Я вытер свой кинжал о рубаху мертвого, поднял с травы его кинжал и свою котомку и пошел по тропе дальше.

Вскоре лес кончился. Передо мной, чуть внизу, лежала холмистая долина. Небольшая речка с заводями перерезала ее причудливыми извивами. По ту сторону долины уходили к небу склоны высоких гор, густо покрытые зелено-синим лесом. Почти посередине долины, немного правее от того места, куда я вышел, на самом высоком из холмов стоял над речкой большой поселок. Он окружен был крутым валом, а поверх вала сложена была из камня высокая стена с тремя круглыми башнями. За стеной виднелись купола жилищ, должно быть вместительных, – поселок, судя по размерам куполов, был очень зажиточный. А еще там была высокая каменная постройка с плоской крышей. Выглядела она необычно – у нее были углы.

Вход в укрепленный поселок располагался, как я заметил, в одной из башен. К нему от опушки вела мощеная камнем дорога. Между камнями кое-где пробивалась трава.

Солнце палило нещадно – было немного за полдень. На небе ни облачка, в воздухе ни намека на ветерок. В траве тонко трещали прыгунчики, над травой с гудением и жужжанием носились жуки и мухи-собирательницы. Из-за горизонта уже поднялся большой диск Младшего Брата, на две трети освещенный солнцем. Там в голубоватой дымке виднелись неправильной формы зеленые и синие пятна, всегда одинаковые, и неправильной формы белые пятна, всегда разные, которые медленно, почти незаметно, ползли по зелеными и синим пятнам. Не раз я слышал, как некоторые из старейшин в разных поселках утверждали, будто белые пятна – облака, зеленые – земля, ну а синие – вода. Хотите, верьте, хотите, нет! А один совсем выживший из ума старикан убеждал меня, что на Младшем Брате вполне могут жить такие же люди, как мы, потому что на самом деле Младший Брат такой же большой, как и наш Старший Брат. А у нас, знаете ли, старейшинам нельзя не верить, а точнее – не принято возражать, какую бы чушь они порой не несли.

Я спустился с пригорка, пересек долину, перешел по трем тесаным, пригнанным друг к другу бревнам неширокую, но довольно глубокую речку с прозрачной водой и подошел к валу. На стене, возле башни со входом, сидел, свесив наружу ноги, охранник с копьем. Копье стояло рядом, прислоненное к башне. Дверь в башне была закрыта.

Обычно днем двери в редких укрепленных поселках открыты. Днем часть жителей занимается хозяйством за пределами поселка, – кто собирает съедобные плоды и злаки, а кто в это время охотится на дичь. Двери закрывали только в ранние сумерки.

Охранник с интересом наблюдал, как я подхожу к холму. Я поднялся по неровным каменным ступеням к башне, задрал голову и, щурясь от солнца, уставился на охранника. Мы помолчали, разглядывая друг друга. Первым не выдержал охранник.

– Ну и чего надо? – неприветливо спросил он.

– А ты как думаешь, дорогуша, чего надо рассказчику? – ласково спросил я.

– Кому-кому? – насмешливо поинтересовался охранник. – Разбойнику или рассказчику? Не расслышал я!

– Судя по запертой двери, вы все тут страшно боитесь разбойников? – вкрадчиво проговорил я.

– А ты – не боишься? – ухмыльнулся охранник.

– А чего мне их бояться? Если вы боитесь нападения той стаи, что промышляла по соседним селениям, так можете больше не бояться. Стаи больше нет. Извели.

– Так-таки всю? – Охранник подобрал ноги и встал на стене.

– Трое последних валяются на лесной тропе, неподалеку от опушки.

– Ты их видел? Давно валяются? Кто же это их?.. Да еще троих сразу…

– Нипочем не догадаешься.

– Ты, что ли? – с недоверием протянул охранник.

– А что, такого не может быть?

– Н-ну, не знаю… – с сомнением проговорил охранник.

– Ты забыл. Я – рассказчик. Я собираю и рассказываю новости.

– Что-то я тебя не припомню, рассказчик. У нас обычно гостил жилистый такой, невысокий, с плешью на полголовы.

– Теперь я тут буду гостить.

– А что с тем?..

Я пожал плечами.

– Обычное дело – заболел и помер. Перед смертью передал мне свои новости и просил ходить и через его селения. Вот и хожу теперь по вашим местам, мало мне знакомым. Этот поселок называется Лаен?

– Ага!.. Но про троих разбойников ты… – охранник не договорил.

– Не веришь?

Охранник покачал головой, на этот раз молча, – сомневаться в достоверности любых историй, которые передавали рассказчики, было не принято. Рассказчики – братство людей с очень хорошей памятью, они – единственные, кто связывает мир больших и малых селений воедино. Они, если когда и привирают, то самую малость – для остроты ощущений. Селение, где плохо приняли рассказчика, не накормили, не предоставили место для сна и отдыха, не дали на дорогу припасов или, тем более, оскорбили, унизили его, рисковало остаться без новостей, порой жизненно важных, – такое селение рассказчики обходили стороной. Торговцы-менялы память имели обычную, новостей не собирали и рассказчиков заменить не могли. Зато могли перестать заходить в такое селение. Если рассказчики о нем умалчивают, значит можно считать, что его больше нет.