Герберт Уэллс - Остров доктора Моро (пер. Быкова)

Въ это время негръ поднялся и, шатаясь, пробрался на носъ корабля. Онъ уцѣпился за снасти около вантъ судна, поглядывая черезъ плечо на собакъ. Человѣкъ съ рыжими волосами смѣялся грубымъ и довольнымъ смѣхомъ.

— Позвольте капитанъ, такое обращеніе мнѣ не нравиться! — проговорилъ Монгомери, тряся его за рукавъ.

Я стоялъ позади доктора. Капитанъ обернулся и съ торжествующимъ видомъ посмотрѣлъ на говорящаго своими масляными пьяными глазами.

— Что?.. Что это… вамъ не нравится?.. — спросилъ онъ. — Мерзкій костоправъ! Подлый пильщикъ костей! — добавилъ онъ, бросивъ на Монгомери заспанный взглядъ. Онъ попробовалъ освободить рукавъ, но послѣ двухъ безполезныхъ попытокъ засунулъ свои грубыя волосатыя руки въ карманъ матросскаго кителя

— Этотъ человѣкъ пассажиръ, — продолжалъ Монгомери, — и я не совѣтую вамъ поднимать на него руку!

— Убирайтесь къ чорту! — прорычалъ капитанъ. — На своемъ суднѣ я дѣлаю все, что хочу!

Онъ повернулся на пяткахъ, желая направиться къ снастямъ.

Я думалъ, что Монгомери оставитъ пьянаго въ покоѣ, но онъ только поблѣднѣлъ еще болѣе и послѣдовалъ за капитаномъ.

— Вы слышите, капитанъ! — настаивалъ онъ. — Я не желаю, чтобы съ этимъ человѣкомъ обращались дурно. Съ самаго вступленія на корабль его постоянно дразнятъ!

Винные пары на одно мгновеніе помѣшали капитану отвѣчать.

— Мерзкій костоправъ! — это было все, что онъ счелъ нужнымъ, наконецъ, отвѣтить.

Я отлично видѣлъ, что Монгомери обладалъ довольно дурнымъ характеромъ, и эта ссора должна была, повидимому, затянуться надолго.

— Этотъ человѣкъ пьянъ, вы ничего не достигнете! — сказалъ я. На губахъ Монгомери показалась усмѣшка.

— Онъ постоянно пьянъ, думаете ли вы, что поэтому ему позволительно надоѣдать своимъ пассажирамъ?

— Мой корабль, — началъ капитанъ, неопредѣленнымъ жестомъ указывая на клѣтки, — мой корабль былъ опрятнымъ судномъ… Посмотрите теперь на него. (Онъ дѣйствительно ничего не имѣлъ общаго съ чистотой). Мой экипажъ былъ чистый и приличный народъ…

— Вы согласились принять на корабль этихъ животныхъ!

— Я предпочелъ бы никогда не видѣть вашего адскаго острова… На кой чортъ нужны такому острову животныя?.. А затѣмъ, вашъ слуга… Я считалъ его за человѣка… но онъ сумасшедшій. Ему нечего дѣлать на кораблѣ!

— Съ перваго дня ваши матросы не переставали дразнить этого бѣднягу!

— Да… это дѣйствительно бѣдняга… Мои люди не могутъ его терпѣть. Я самъ не могу его видѣть. Никто не можетъ его переносить. И даже вы сами!

Монгомери прервалъ его:

— Ну, такъ что-жъ, все-таки вы должны оставить въ покоѣ этого человѣка!

Онъ подтвердилъ свои слова энергическимъ кивкомъ головы. Капитанъ, повидимому, не хотѣлъ уступать и возвысилъ голосъ.

— Если онъ еще явится сюда, я ему проколю брюхо. Я ему распорю уродливое брюхо. Какъ вы смѣете мнѣ приказывать? Я капитанъ и корабль мой. Я — законъ, повторяю вамъ, здѣсь я законъ и право!

— Дѣйствительно, я взялся доставить одного господина и его слугу въ Арику и вмѣстѣ съ нимъ нѣсколькихъ животныхъ. Но я никогда бы не согласился перевозить подлаго идіота и какого-то пильщика костей, мерзкаго костоправа…

Но его оскорбленія не остановили Монгомери; послѣдній сдѣлалъ шагъ впередъ, тогда вмѣшался я:

— Онъ пьянъ! — снова сказалъ я. Капитанъ разразился страшнѣйшею бранью.

— Замолчите, что-ли? — проговорилъ я, обращаясь къ нему, такъ какъ по глазамъ и блѣдному лицу Монгомери предвидѣлъ опасность. Однако, мнѣ удалось только обратить на себя весь залпъ его ругательствъ. Тѣмъ не менѣе, я былъ счастливъ даже цѣною вражды пьяницы устранить опасность ссоры. Мнѣ никогда не приходилось слышать изъ устъ человѣка такую ужасную брань, не смотря на то, что во время своихъ странствованій я сталкивался съ людьми всякаго сорта. Иногда онъ выражался такъ рѣзко, что мнѣ трудно было оставаться спокойнымъ, хотя у меня довольно уживчивый характеръ. Но, навѣрное, приказывая капитану замолчать, я забылъ, что я совершенно посторонній человѣкъ, безъ всякихъ средствъ, не имѣющій даже возможности заплатить за свой проѣздъ. Забылъ, что всецѣло завишу отъ его великодушія, какъ хозяина судна. Онъ съ удивительною рѣзкостью сумѣлъ напомнить мнѣ объ этомъ. Но, во всякомъ случаѣ, я избѣжалъ ссоры.

Въ тотъ же день вечеромъ нашимъ взорамъ представилась земля, и шкуна приготовилась причаливать къ берегу. Монгомери объявилъ мнѣ, что этотъ безымянный островъ — цѣль его путешествія. Мы находились еще слишкомъ далеко, такъ что невозможно было различить очертанія острова: видна была только темно-синяя полоса на сѣро-голубомъ фонѣ моря. Почти вертикальный столбъ дыма поднимался къ небу.

Капитана не было на палубѣ, когда часовой съ мачты крикнулъ «земля»! Изливъ въ брани весь свой гнѣвъ, капитанъ, шатаясь, добрался до каюты и растянулся спать на полу. Командованіе судномъ перешло къ его помощнику. Это былъ худощавый и молчаливый субъектъ, котораго мы уже раньше видѣли съ бичемъ въ рукахъ; казалось, онъ также находился въ очень дурныхъ отношеніяхъ съ Монгомери и не обращалъ ни малѣйшаго вниманія на насъ. Мы обѣдали вмѣстѣ съ нимъ въ скучномъ молчаніи, и всѣ мои попытки вовлечь его въ разговоръ не увѣнчались успѣхомъ. Я замѣтилъ также, что весь экипажъ относился весьма враждебно къ моему товарищу и его животнымъ. Монгомери постоянно старался отмалчиваться, когда я разспрашивалъ объ его жизни и о томъ, что онъ намѣренъ дѣлать съ этими животными, но, хотя любопытство мучило меня все сильнѣе и сильнѣе, тѣмъ не менѣе, я ничего не добился.

Мы остались на палубѣ и продолжали разговаривать до тѣхъ поръ, пока небо не усѣялось звѣздами. Ночь была совершенно спокойна, и ея тишина изрѣдка лишь нарушалась шумомъ за рѣшеткой на носу шкуны или движеніями животныхъ. Пума изъ глубины своей клѣтки слѣдила за нами своими горящими глазами; собаки спали. Мы закурили сигары.

Монгомери принялся говорить о Лондонѣ тономъ сожалѣнія, предлагая мнѣ различные вопросы о новыхъ перемѣнахъ. Онъ говорилъ, какъ человѣкъ, любившій жизнь, которую велъ прежде, и принужденный внезапно и навсегда покинуть ее. Я, по мѣрѣ моихъ силъ, отвѣчалъ на его разспросы о томъ и о другомъ, и во время этого разговора все то, что было въ немъ непонятнаго, становилось для меня яснымъ. Бесѣдуя, я, при слабомъ свѣтѣ фонаря, освѣщавшаго буссоль и дорожный компасъ, всматривался въ его блѣдную, странную фигуру. Затѣмъ мои глаза обратились на темное море, ища маленькій островокъ, скрытый во мракѣ ночи.

Этотъ человѣкъ, какъ мнѣ казалось, явился изъ безконечности и исключительно для того, чтобы спасти мнѣ жизнь. Завтра онъ покидаетъ корабль и исчезнетъ для меня навсегда. Однако, каковы бы ни были обстоятельства жизни, воспоминанія о немъ не изгладятся изъ моей головы. Въ настоящее время, прежде всего, онъ, образованный человѣкъ, обладалъ странностями, живя на маленькомъ неизвѣстномъ островѣ, въ особенности, если прибавить къ этому необычность его багажа.