Александр Беляев - Дорогой Чандана

— Запуганы? Пришиблены? — спросил он с презрительным сожалением. И, повернувшись к санниази, сказал: — Старик! Ты сначала заговори ружья и пулеметы, чтобы они не стреляли и не проливали крови, а потом проповедуй мирение и непротивление. Легенда говорит, что Будда в одном из своих воплощений накормил собственным мясом голодного тигра. Так вот ты, старик, хочешь, чтобы мы последовали его примеру и дали себя сожрать тигру-англичанину. Не слушайте его, райоты! — обратился он к толпе. — Такие, как он и Ганди, играют на руку нашим врагам. Довольно вы терпели!

Долго говорил Чандан, и каждое его слово было как удар топора, врубающегося в глухие заросли. Он говорил о том, что силе надо противопоставить только силу. Он рассказал о повстанческих отрядах, которые разграбили арсенал в Чнтга-гонке и вооружились. Он призывал их присоединиться к повстанцам.

Райоты дрожали и пугливо озирались во время его речи. Чандан заметил это, усмехнулся, поднялся.

— Я сказал, где наш лагерь. И посмотрим, обойдетесь ли вы без крови с вашим непротивленьем!..

Лежавший в темноте на хворосте Крихна жадно ловил каждое слово Чандана.

Когда Чандан ушел, Крихна потерял интерес к тому, о чем говорили остальные. Он поднялся с хвороста и пошел к дому.

В глубине неогороженного двора около хижины стоял привязанный за заднюю ногу слон. Увидав Крихну, слон вытянул хобот и издал тихий храпящий звук. Это означало приветствие. Под навесом, посреди двора, на сене лежала, свернувшись в клубочек, Бульбуле.

Крихна подошел к слону, обнял его хобот и начал гладить, тихо приговаривая:

— Тинти! Неужели тебя отнимут у нас?

— Что ты тут делаешь? — услышал Крихна звонкий голосок Бульбуле.

— Ничего, — ответил он. — Я пришел посмотреть на Тинти.

Но Бульбуле не обманешь. Недаром она так любит Крихну. Девушка подошла к нему и темной маленькой рукой тронула руку Крихны.

— Твое лицо печально, Крихна, — сказала она. — Что с тобой? О чем это ты говорил с Тинти?

— Я шепнул на ухо Тинти, чтобы он пошел быстро-быстро, далеко-далеко, к большой-большой священной реке Гангу, сорвал там золотой лотос и принес его маленькой Бульбуле.

Девушка улыбнулась, но глаза ее еще были грустны, и Крихна продолжал развлекать ее, как ребенка:

— А помнишь, Бульбуле?.. Нет, ты этого не помнишь, ты была очень маленькой. Когда тебя принесли, ты едва умела ходить. Я клал тебя в корзиночку и заставлял Тинти качать тебя, как на качелях. Как ты любила это!

— Да, да, помню, — улыбаясь, ответила Бульбуле.

— Как быстро идет время, Бульбуле! Ты уже невеста. Тебе четырнадцать лет. Скоро мы устроим свадьбу, и ты будешь моей женой.

Он привлек ее к себе и поцеловал в лоб, в то место, где в кожу был врезан блестящий красный карбункул — подарок Крихны.

Джемс проснулся в прекрасном настроении. Было половина пятого. В это время обычно являлся старик-слуга с горячей водой и бритвенными принадлежностями. Но сегодня он что-то запоздал.

— Джон! — крикнул Джемс. Он называл своих слуг английскими именами.

Никто не являлся.

— Куда они все запропастились? — проворчал он. Звать слуг он больше не решался, чтобы не разбудить жену. Вскочил с кровати, надев туфли на босу ногу, прошел в комнату, где помещались лакеи. Комната была пуста. Уже с некоторым беспокойством заглянул на кухню. Опять никого. Вышел на двор, но и там не встретил ни души. Полицейских на веранде не оказалось. Площадка перед верандой пуста. Совершенно непонятно! Ведь сегодня последний срок платежа налога.

Джемса вдруг охватил страх. Ему пришла в голову нелепая мысль, что все люди погибли от какой-то неизвестной катастрофы и в живых остался только он один. Джемс поспешно подошел к спальне жены, открыл дверь, и в полумраке комнаты ему удалось рассмотреть фигуру спавшей жены.

— Слава богу, хоть она цела! — прошептал он и начал будить ее.

Мистрис Джемс пришла в ярость, узнав об исчезновении слуг, потом бурно расплакалась и устроила мужу сцену за то, что он завез ее в такую дыру, вместо того чтобы жить в европейском квартале Бомбея или Калькутты.

— Я пройду в деревню, — сказал Джемс, — и, может быть, мне удастся узнать, куда девались наши слуги.

Подходя к околице, Джемс увидел своего слугу — старика-туземца. Джон рассказывал что-то райотам, а те весело смеялись. Невдалеке от них прыгал козликом Джим в своей курточке с металлическими пуговицами.

Вдруг он перестал скакать, подбежал к Джону и тронул его за руку. Все повернули голову в сторону Джемса и не спеша начали от него удаляться.

— Эй, вы! Стойте! — крикнул Джемс.

Не было случая, чтобы его приказания не выполнялись. На этот раз окрик не произвел ни малейшего впечатления.

— Стойте, дьявол вас возьми! — заревел Джемс. — Джон! Джимми!

Двое его слуг исчезли в толпе.

— Стойте! — хриплым голосом крикнул он, подбегая к толпе. — Где мои слуги?

Райоты продолжали идти, не обращая на него внимания и непринужденно разговаривая, как будто он, Джемс, превратился в призрак, Джемс схватил за руку ближайшего рай-ота и проревел ему в ухо:

— Кому я говорю?!

Райот чуть-чуть побледнел, повернулся к соседу и начал говорить о каких-то пустяках.

Что это? Бунт? Революция?.. У Джемса руки похолодели, несмотря на палящие лучи солнца. Он чувствовал, что если сейчас не поставит на своем, то его авторитет будет потерян навсегда. Власть перестанет быть властью. И Джемс дернул райота за руку с такой силой, что тот отлетел от толпы, и, вынимая револьвер, крикнул:

— Я заставлю тебя отвечать мне, мерзавец!

Райот упал под ноги Джемсу, но тут же поднялся и стремительно побежал. Так же стремительно, точно сговорившись, разбежались остальные. Джемс остался один. Нетвердой походкой пошел он по деревне.

На дворе Ашоки он увидел старика, который толок что-то в деревянной ступе. Рядом с ним сидел на земле Нанде. На этот раз Джемс решил действовать иначе. Подойдя к рай-отам, он довольно ласково заговорил с Ашокой:

— Здравствуй, старина. Почему же это ты не явился платить налог?

Ашока посмотрел на своего приятеля Нанде и ничего не ответил.

— Что же ты молчишь?

— Мы не будем больше платить налогов, — ответил Нанде.

— То есть как это не будем? — отчеканил Джемс. — Это бунт! Вы знаете, что за это сажают в тюрьму?

— Хуже в тюрьме не будет. Да всех в тюрьму не посадишь, — вдруг услышал Джемс у самого уха грубый голос, оглянулся и увидал лицо Бандусара с широко раздувшимися ноздрями.

Наступила пауза. Стараясь казаться как можно равнодушнее, Джемс сказал: