Карл-Хайнц Штейнмюллер - Облака нежнее, чем дыханье

Как легко бежал он теперь - словно парашют был непомерно тяжкой ношей, - как упруго пружинил ногами, с каким наслаждением выписывал элегантные кривые. К счастью, он пока не слишком рисковал, безумная, отчаянная смелость конца еще не настигла его. И все-таки медленно, неизбежно он поддавался дурману. Ветер доносил до меня обрывки песни, которую он распевал. Еще можно было догнать его и вернуть.

О, эта мелодия! Воспоминания поднялись в душе. Сколько раз пели мы ее вместе во время наших заоблачных странствий! Радость и боль слились в моем крике.

- Фил! - крикнул я. - Вернись, Фил! Это я! Фил!

Легкие мои горели от напряжения. Но разреженный воздух гасил крик. Я бросился вперед изо всех сил.

- Фил! Фил!

Он заметил меня. Мгновение, и он словно полетел, убегая. Быстро, слишком быстро, чтоб я смог его нагнать. Он бежал к морю - возможно, это входило в его намерения.

Задыхаясь, я пытался поспеть за ним. Видел, как он становился все меньше, теряясь в облачных холмах. Я летел на последнем дыхании, меня поддерживало отчаяние. Он не должен погибнуть у меня на глазах второй раз.

Стена тумана сомкнулась за ним, он исчез в одном из облаков, я потерял его из виду. Пустота. Холодная судорога сковала меня, я с трудом удержал равновесие. Итак, он ушел от меня, разбился о землю. Мне довелось видеть этих разбившихся кандидатов, дошедших до конца. Мороз пробрал меня до костей, в горле застрял комок. Мускулы сотрясала дрожь. Белое безмолвие вокруг казалось глухим и враждебным. Издевательски равнодушно светило солнце, прозрачный невесомый туман вызывал ужас, лицо мое вздрагивало от прикосновения холодных облачных языков. Я мечтал, чтоб это оказался Фил, и мне было страшно, что это он.

Я едва не уступил отчаянному желанию самому броситься в белую пропасть, чтобы навсегда покончить с этим кошмаром. Сначала убедись окончательно, подсказал мне разум, и я покорно взобрался на ближайший высокий барашковый холм. Приложил к глазам бинокль и огляделся. Передо мной расстилались белоснежные облачные скопления, темные вершины чередовались с отлогими склонами, пропасти, скалистые гребни сменялись пологими впадинами и мягкими холмами, а высоко надо мной тянулись легкие, почти невесомые слоистые облака. И как только слегка рассеялся туман, я обнаружил вдалеке черную точку, медленно двигавшуюся навстречу гонимым ветром облакам. Такое чувство, будто это сам я только что был на волосок от смерти.

Я устремился за ним, подгоняемый страхом прийти слишком поздно и отчаянной надеждой все-таки догнать. Я забыл обо всем, забыл о времени и пространстве, о пульсирующей боли в мускулах, обжигающем воздухе, даже об облаках, по которым летел. Стены тумана вздымались передо мной, горы громоздились на пути, пропасти разверзались прямо под ногами, рушились над головой туннели. Наконец я снова увидел его, по-прежнему далеко впереди. В тот же миг я нырнул в мерцающий лабиринт, чтобы он не заметил меня.

Это настигает тебя внезапно, не успеешь подготовиться. Звук накатывает одновременно с ударной волной. Волна захватила меня врасплох, сбила с ног, завертела с ураганной силой в светлой облачной дымке. Я успел раскрыть рот, чтоб не лопнули перепонки, и тут же тонкий, пронзительный звук накрыл меня, потом стал стихать и наконец сошел на нет. Барахтаясь вниз головой, я попытался с помощью рук восстановить равновесие, начал подгребать ногами, но падал, падал, падал. Мощный воздушный поток надул мой комбинезон и на мгновение швырнул вверх. Я круто развернулся, стремясь использовать последний шанс, резко увеличил напряжение, так что наэлектризованная облачная дымка засветилась голубоватым отблеском, а от лыж стали отскакивать искры. И тут вихревые потоки ионов подхватили меня, замедлили падение, потом застопорили совсем, меня потянуло вверх, я смог переключиться на нормальную мощность.

Итак, я более или менее благополучно разминулся с пролетавшим реактивным самолетом. А Фил? Облачный покров ничуть не изменился, его лишь прорезала узкая и прямая, словно стрела, полоса. Из-за атмосферного электрического разряда компас вышел из строя, кое-как я сориентировался по солнцу, зная, что лыжный лифт с туристским балаганом лежит далеко в стороне от самолетных трасс. Впрочем, военный летчик мог не слишком точно придерживаться курса.

Где Фил? Я достал бинокль и принялся обшаривать пространство. По моим расчетам, он должен был находиться в стороне от траектории истребителя. И пока рано было ставить на нем крест... Над волнующейся, изрытой широкими трещинами облачной равниной ползли клочья тумана, то и дело закрывая мне видимость. Ватная громада барашкового облака вознеслась на головокружительную высоту. Ветер отрывал от нее белые комочки и медленно относил в сторону, обращая постепенно в ничто. А на вершине этой облачной громады двигалась крошечная фигурка.

Окуляры бинокля запотели от дыхания. Я убрал его и рванул с места. Расстояние оказалось больше, чем я оценил поначалу. И, о ужас, он обернулся, глянул вниз и заметил меня.

Инстинктивно, несмотря на крутизну горы, на обжигающий свист ветра, я затаил дыхание, боясь кашлянуть. Теперь лишь несколько метров отделяли меня от вершины. Это оказался не Фил. Да и не могло такого быть... Фил погиб двенадцать лет назад.

Горечь перехватила дыхание. Сколько бы я его ни искал, сколько бы ни ждал, мне не встретить Фила вновь в облаках. Неужели я этого никогда не пойму?..

Я остановился, помедлил, пытаясь восстановить дыхание. Все равно, кем бы ни был этот человек без парашюта, во имя памяти Фила я должен его спасти. Он медленно обернулся. Увидев меня, крикнул:

- Стой! Еще шаг, и я прыгну!

Я взглянул ему в лицо: несмотря на все перегрузки, несмотря на холод и затрудненное дыхание, оно выражало восторг, почти что упоение. Одним хочется в последний раз перед смертью поговорить с живым человеком, других появление посторонних раздражает, лишь ускоряя развязку. Я пока затруднялся определить, к какому типу относится мой кандидат.

- Вы не имеете права преследовать меня, лишать свободы передвижения! - крикнул он.

Я мог бы на это ответить, что у меня больше прав, чем у любого другого, что без меня он никогда не вкусил бы этой свободы. Однако я молчал, присев на лыжи, старался успокоить прыгавшее в груди сердце и ждал, что он скажет еще.

- Думаете, я позволю стащить себя на землю? Только в облаках я счастлив, только здесь принадлежу себе. Я не собираюсь спускаться в эту преисподнюю денег и насилия.

Я молчал.

- Внизу меня ждут обвинительное заключение и тюрьма.

Он с вызовом глянул на меня, я лишь ободряюще кивнул.

- Только здесь настоящая жизнь... Нет, я не переживу еще одного возвращения на землю. Там одна забота - как добыть деньги еще на один лифт.