Влад Менбек - Варианты виртуальной реальности

– Поделившись впечатлениями от ощупывания слона, пятеро слепых пошли в сторону пропасти.

– Значит, так, – кивал головой экзекутор, – разбились…

Пустая болтовня надоела Павлу. Но все-таки они добрались до окончания пытки для обоих. В заключении эксперт написал: «Неадекватные реакции в необычных ситуациях. Допуск к самолетам на усмотрение руководства».

Валерий Иванович долго вчитывался в эту фразу, будто смакуя ее, неоднократно тянулся к телефону, но так и не позвонил. Решившись, протяжно вздохнул и с неприязнью сказал:

– Бюрократы! Крючкотворы!.. Ладно. Я тебя знаю восемь месяцев, а этот, – он ткнул большим пальцем за спину, – три часа. Специалисты, мать их за ногу. Пиши заявление.

Павел кивнул и пошел к секретарше за листом бумаги.

– Хоть бы улыбнулся, – с надеждой попросил Валерий Иванович.

– Не вижу смысла, – честно признался Павел.

– Вот-вот… Не видишь. Иди, пиши.

Рулежку по полосе, взлет-посадку и самолет в воздухе Павел освоил моментально. Инструктор не хотел верить, и поэтому тряс головой, шевеля мысли. Тренируясь с инструктором, Павел с первого раза посадил ЯК без «козла», как припечатал. Однако на самостоятельный полет дали разрешение не раньше, чем всем.

За полгода он отточил пилотаж до уровня лучших мастеров. Самые сложные комплексы из связки фигур исполнял без малейших огрехов. Курсанты и инструктора шушукались за его спиной, Павел это видел и знал, о чем говорят. Они не верили в такое умение и с нетерпением ждали ЧП. И дождались.

Павлу нравилось пикирование и тот участок петли Нестерова, где возникала невесомость. Это состояние хотелось продлить до бесконечности. В этом было что-то чарующее, засасывающее.

Исполняя однажды программный комплекс фигур, из горки Павел свалил машину через левое крыло в пике, для входа в полупетлю Нестерова. И тут он вдруг остро ощутил, что все эти кувырки и перевороты в воздухе ему знакомы с незапамятных времен. Казалось, что сейчас, вот сейчас вспомнится что-то важное. Павел отпустил ручку управления и не прибавил оборотов двигателю, пытаясь прорваться в чужую память. Потеряв управление, ЯК вошел в штопор и провалился за несколько секунд с полутора километров до ста метров. Резким маневром рулей и элеронов с форсажем двигателя, Павел вырвал машину из вращения и, почти цепляясь брюхом за траву, разогнал до свободного полета, прекратив парашютирование.

Представив, что его ждет на земле, он дал себе слово – больше не отвлекаться.

– Пашка!.. идиот!!! – ревел, дрыгая сизыми щеками, Валерий Иванович. – В гроб вгонишь! Я весь корвалол выпил!..

Курсанты и инструктора стояли поодаль, наблюдая.

– ЯК легко выходит из штопора, – попытался успокоить начальника нарушитель.

– Я те дам легко!.. Это он легко, а я до сих пор в штопоре! Ты мне брось показывать эту неадекватную реакцию! Ишь, любитель острых ощущений… Вот попру из клуба, не зарадуешься… – сбрасывал стресс Валерий Иванович.

«Сейчас закипит, – подумал Павел. И тут же без перехода сделал вывод: – Нет, это у меня не память прошлого. Это не эффект реинкарнации. Раньше же самолетов не было, летали на метле, да в какой-то кухонной посуде. Откуда взяться ощущениям? Здесь что-то другое. Мне это только кажется, что что-то было в прошлом. Какие-то фактики из мира галактики: прибаутки-шуточки».

– Я больше не буду, – вклинился он в паузу разноса начальства.

– Я те дам – не буду… – уже спокойнее, по инерции, передразнил Валерий Иванович. Какая-то курсантка хихикнула. – Не буду… Испугался, небось?..

– А зачем?

Валерий Иванович захлопнул рот, будто наткнулся на стенку, посопел, изучая Павла, на всякий случай погрозил пальцем:

– Первый и последний раз.

– Обещаю.

Валерий Иванович кивнул и грузно понес себя в диспетчерскую.

С инструкторами и сокурсниками у Павла и раньше-то отношения были так себе, а после штопора натянулись, как струна. Нет, неприязни и зависти уже не было, какое-то непонимание разделило их.

Еще через полгода клуб уехал на межрегиональные состязания. Павла не взяли. И он был рад этому. Соревноваться в любимом занятии и доказывать, что ты не верблюд, ему не хотелось. У него была страсть только к полетам. Он соглашался с собственным выводом, что на сегодня искусство его интересовало лишь ради искусства.

Дома все было по-старому. И хотя родители смирились с его непонятностью, упорством, желанием быть независимым, но не успокоились. Они возжаждали заиметь еще ребенка. Но у них что-то не получалось.

Павел равнодушно наблюдал, как они стали шептаться, таиться от него, стали бегать по врачам. И он знал, что за этим стоит. Это был житейский, позиционный вариант. Все было на виду.

Случайно забытые у зеркала в прихожей справки говорили о том, что они оба физически, психически и сексуально здоровы. Это подтверждало вывод Павла: родители считали его ненормальным.

«Все правильно, – думал Павел, – нормальный человек, прочитав эти справки сделает единственный вывод, что его родители просто хотят обзавестись (слово-то какое отвратительное!) еще одним или даже не одним ребенком. Утешением к старости. Что еще можно из этого извлечь? Нет же, я вижу, как они хотят доказать окружающим, а в основном себе, что сами-то они нормальные. Ну, не повезло с первым ребенком. У кого не бывает? Не смеется? Ну и что? Не может смеяться, и все! Книги по физике элементарных частиц или по космологии читает, как детектив. Ну и что? С девчонками не дружит. Есть же пословица: в семье не без урода. Вот родят еще ребенка, и все увидят, что они нормальные».

Павел положил справки около зеркала и вышел на улицу, где его ждал Валентин, приехавший недавно с родителями с Сахалина. Он поступил в их школу в выпускной класс, в котором учился Павел. Валентин парень хороший, но липучий. Ему очень хотелось иметь лидера, и он выбрал Павла, заинтриговав его учебником по каратэ. И хотя книга была на французском языке, зато с фотографиями спаррингов.

Павлу не нравилась эта ситуация с лидерством, но каратэ было для него открытием, и он терпел. Каратэ превращало все тело в оружие. Бокс выглядел детской забавой. Два боксерских мешка и старый спортивный мат они повесили в подвале дома, где жил Валентин. Тренировки проводили азартно, но тайком. Валентин был осведомлен, что вышел указ правительства, запрещающий самодеятельные тренировки по боевым единоборствам.

В школе тоже было все по-старому, если бы не Юлия, сейчас ее иначе и не назовешь. Ни с кем не встречается, хотя отбоя нет, занимается гимнастикой. Стала замкнутой, нелюдимой. Лишь иногда посмотрит на Павла, непонятно как, и все.

Отец запил, и, кажется, надолго. Очевидно, из-за неудачи со вторым ребенком. Мать ударилась в религию. Повяжется платком – и в церковь. Иногда встанет напротив ставшего выше ее сына и жалобно просит: