Татьяна Суворова - Черный талисман

Старик хотел покачать головой, но кресло не дало сделать этого.

— Гвардия вездесуща, а ты забываешь, что активирован только наполовину. Если они прилетят, я буду вынужден удирать. Ты должен будешь сам довести свою активацию до конца — но для этого тебе надо остаться в живых. А в живых ты останешься, лишь растворившись в массе землян. Не надо недооценивать Империю, не надо…

Катер уже тормозил. Глуховатый звук прошел через обшивку, кресла и скафандры. Глаза не успели уловить мелькнувшего на экране основного корабля. Шипение антигравитора оборвалось. Все, прилетели.

За огромным, во всю кабину, окном был все тот же серо-синий полумрак. На корпус, успевший раскалиться за доли секунды, уже была напрыснута термозащитная оболочка, но в воздухе жар еще не исчез. Шлюз распахнулся и захлопнулся так быстро, что потери атмосферы корабля практически не было, — тем более что отверстие его люка повторяло форму катера, допуская подлет только в одном положении и позволяя лишь миллиметровые отклонения от курса. Все автоматически. Перегретый от трения газ бушует, рвется наружу — но уже некуда. Машины мгновенно охлаждают его, а медленные люди еще не сообразили, что прибыли на место…

Кресла обмякли, люк катера открылся. Совсем рядом, буквально в двух шагах от него, в воздухе покачивался почти прозрачный диван без ножек.

Люди вышли, сели. Немедленно включилось защитное поле дивана, и он с бешеной скоростью полетел по горизонтальным, вертикальным шахтам сообщения. Все вокруг него слилось в сплошную пелену. Гул, слабый и заунывный. Резкая остановка, скомпенсированная антиинерционными полями.

Защитный «колпак» отключился. На Валентина пахнуло горячим, сухим воздухом. И тут же — прохладный поток, уносящий избыточное тепло.

Неизменный тускловатый свет — ну почему на имперских кораблях принят только он? (Надо спросить Навена, чему и как здесь мешает нормальная освещенность…) Матово отблескивающие, похожие на каменные стены. На низком потолке — пленка датчиков контрольно-автоматической системы. Она похожа на красноватое, кривое зеркало…

Навен, затянутый в облегающий черный комбинезон и от этого кажущийся еще более старым и изможденным, начал проверять состояние главной активаторной установки. Ее уменьшенное изображение вертелось в воздухе на уровне его глаз, показывало все новые срезы и ракурсы срезов — это позволяло поочередно проследить путь каждого контрольного импульса. Валентин пошел на свое место внутрь дымчатого, пульсирующего цилиндра из «газа». Встал там, ожидая начала.

Как всегда, ощущения большого сеанса активации напоминали малый только в первые минуты. Очень скоро исчезло все тянущее, начало казаться, что каждая клетка погружена в кипяток. Мозг заполнили иллюзорные вой и вибрация. Дымчатое (особые структуры пространства, псевдополя) находилось в каждом атоме организма, «раскачивало», усиливало аномалии в глюонных полях, а эти аномалии влияли на межатомный вакуум. И его «завихрения» — стринги — изменялись; а следовательно, изменялись и состоящие из них те же глюоны; изменялись кварковые структуры, электроны, атомы…

В информационные структуры мозга, перестраивающиеся параллельно с телом, неслась лавина информации. Усвоить ее по-настоящему, осознать ее существование совершенно невозможно. И поэтому структуры мозга просто впечатывали ее в себя, прятали в подсознание. Валентин понятия не имел об объеме этих знаний. Позже с ними придется разбираться — а пока по мере надобности можно пользоваться ими чисто механически, не понимая, что, откуда, куда, почему, как… Ей-ей, словно выдрессированный медведь, управляющий мотоциклом…

Слепота и глухота. Ощущаются лишь организм, процессы, идущие в нем, — и то малая, нефундаментальная их часть.

Навен все время оглядывался на обзорный экран — клочок Космоса, повисший между двумя пепельными стенами. В нем медленно плыли созвездия — казалось, что Вселенная снаружи звездолета танцует.

Эти наблюдения не мешали Навену контролировать работу активатора и успокаивали старика — локатор не засекал ни одного крейсера Темной Гвардии; ни один алый росчерк-сигнал не накладывался на обычное, визуальное небо.

…Сеанс кончился. Валентин, чуть покачиваясь, добрался до местного подобия тахты. Тело — кусок теплой ваты, все вокруг зыбкое, дымное. Подольше бы лежать, смотреться в красноватое, лгущее зеркало… Но через час придется провести малый сеанс — при помощи «фонарика». Иначе активация затянется на полгода с лишним.

— Я ничего не понимаю, я отказываюсь понимать! — крикнула тетя Нина, нервно намыливая руки. Брызги воды массами летели на ее светлый, аккуратный халат, но сегодня она этого не замечала.

— Уже все решено, — вяло откликнулся племянник.

— Зачем тебе этот Север? Богатым решил заделаться? И пища там плохая, от нее только умереть. А уж все другое! И кто тебя туда взял, развалину!

— Факт, что взяли. И факт, что еду. Документы с факультета уже забраны.

— Не ври мне! — Тетя Нина вошла в гостиную, оперлась о косяк. — Только что туда звонила, тебе их еще не отдали. Кураторша твоя ругается, хочет к нам домой идти. Говорит, что на двух последних экзаменах ты даже не показывался. И не желаешь переводиться ни на вечернее, ни на заочку!

Валентин театрально схватился за голову, откинулся на спинку стула. Слабым голосом произнес:

— Ну почему она не возьмет ребенка из детдома и не перестанет нянчиться с нами! Я грешен, грешен и каюсь во лжи. Но на Север еду. Да, знаю: там антисанитария, там умирают в молодости. И в тундре нет таких замечательных хозяек, как ты. Но еду. Я буду писать, навещу когда-нибудь…

Он говорил с закрытыми глазами — так как знал, что в самые ответственные моменты вранья в его взгляде может промелькнуть предательское смущение. Тетя Нина, поджав губы, вышла. И почти сразу же на кухне заорало радио, загремели тарелки. Валентин прошмыгнул в коридор и выскользнул из квартиры.

Тетя Нина, думая, что племянник еще в гостиной, кричала, еле перекрывая диктора:

— Так и не объяснишь… что с тобой… творится уже… два месяца?!

Говорит только диктор — о повышении надоев.

— Может, соизволишь сказать… куда тебе посылки… слать? Север большой, куда… тебя конкретно несет?

Позади осталось все: сильно недовольный декан, растерянные или злорадствующие («А у нас-то диплом будет!») сокурсники, разобиженная тетя Нина… Валентин запрограммировал катер на медленный полет. Земля тихо уплывала все дальше и дальше. Там он скоро окажется в милицейских списках пропавших без вести — из Центра Галактики письма не написать… Конечно, нехорошо получилось с теткой, очень нехорошо…