Рэймонд Хоуки - Последний козырь

Почти с нежностью Нейдельман взял в руки последнюю часть бомбы, при помощи которой он хотел использовать гибель своих коллег, чтобы усилить эффект той работы, которой они занимались в форте Детерик. Последняя деталь была не чем иным, как миниатюрным передатчиком. Перед самым взрывом бомбы он пошлет сигнал, который служба безопасности полетов истолкует как отраженный сигнал от неопознанного летающего объекта, неожиданно появившегося по курсу самолета с группой сотрудников проекта «Последний козырь». С борта вслед за сигналом в эфир пойдет передача с миниатюрной магнитной катушки якобы от пилота, в которой он сообщит, что предпринимает маневр, чтобы избежать столкновения.

Прибор, так любовно и тщательно изготовленный Нейдельманом, был настроен таким образом, что должен был послать ответный сигнал на запрос наземного радара за минуту до взрыва бомбы. Этот ответ придет на несколько секунд позднее ответа радара самолета, и на экране аэродромного радара будут получены два всплеска, что, несомненно, будет истолковано как появление какого-то летающего предмета, двигающегося с очень большой скоростью курсом самолета. У службы контроля не будет никакого сомнения, что самолет столкнулся с «летающей тарелкой», а в этот момент и произойдет взрыв бомбы.

Не удержавшись от искушения, Нейдельман включил запись, подключив предварительно миниатюрный магнитофон к усилителю и громкоговорителю. Раздался встревоженный голос, доносящийся издалека через треск атмосферных разрядов: «Я — ноль пятый, я — ноль пятый! Вижу неопознанный летающий объект, следующий моим курсом. Расстояние десять миль, идет слева направо, быстро сближаемся. Громадный диск, похож на металлический. Предпринимаю маневр… Господи, он идет на таран!»

На авиабазе Эндрюс техники наземной команды еще хлопотали вокруг бело-голубого «Боинга-737», выделенного для группы «Последнего козыря», когда Нейдельман вскарабкался по трапу в первый пассажирский салон.

Одна из стюардесс в этот момент занималась разгрузкой продуктового контейнера, и ей пришлось прервать свою работу, чтобы проводить Нейдельмана в салон, оборудованный мягкими диванами и столиками, помимо шести рядов удобных кресел. Усевшись в середине салона, Нейдельман деловито разложил на правом кресле всякие бумаги, а «дипломат» с бомбой засунул глубоко под свое сиденье. Хотя он и сделал это небрежно, но выбор места не был случайным. Нейдельман сел как раз там, где проходило соединение крыла с фюзеляжем, именно здесь самолет испытывал максимальную нагрузку во время полета, и, если бомба взорвется именно здесь, самолет непременно переломится. Укрыв ноги пледом, он стал дожидаться, когда президент вызовет его.

К девяти часам утра самолет принял всех пассажиров. Как Нейдельман и ожидал, все присутствующие, даже самые сдержанные, были лихорадочно возбуждены от предвкушения предстоящего «курса акклиматизации», который им был обещан после восьми месяцев затворничества.

В девять десять пассажирские двери были заперты, свет в салоне притух и снова ярко загорелся — это запустили двигатели и начали их прогревать, самолет медленно тронулся с места и покатил по бетонной дорожке.

Нейдельман встревоженно посмотрел на часы: вызов президента опаздывал на пять минут. Теперь, если они взлетят, и вызов будет принят в воздухе, и самолет сядет, ему придется взять «дипломат» с собой, так как взрыватель из-за посадки будет отключен и бомбу оставлять на борту не будет никакого смысла. Но вдруг он вздрогнул от обжегшей его мысли: а что, если вызова вообще не будет? Если президент решил отделаться от него вместе с другими? Как быть? Притвориться, что заболел, и потребовать высадить сию минуту, пока еще не взлетели? Хотя еще есть время. Еще предстоит выруливание на взлетную полосу, ожидание разрешения на взлет.

— Как самочувствие? — спросил Нейпер, опускаясь слева от Нейдельмана. Поначалу тот не знал, что ответить, и у него непроизвольно вырвалось: «Не знаю». Нейпер понимающе кивнул.

— Слишком много работали последнее время. Недели две на солнце, и все придет в норму.

Проклиная про себя президента, Нейдельман повернулся к окну. Самолет уже находился в начале взлетной дорожки, но ему еще предстояло развернуться. Нейпер потянул Нейдельмана за рукав.

— Выпейте-ка, — протянул он Нейдельману небольшую плоскую фляжку. — Да выпейте же, от одного глотка с вами ничего не случится, просто приободритесь немного.

Нейдельман неохотно взял фляжку и, чтобы как-то выиграть время, поднес ее к губам. Он заметил, что это был коньяк, а не виски, как он опасался, и сделал большой глоток. К своему удивлению, сразу же почувствовал себя увереннее.

— Валяйте до конца, — отклонил Нейпер протянутую фляжку. — Если я ее докончу, то мне уже не понадобится самолет, полечу сам.

Нейдельман снова отпил большой глоток и опять повернулся к окну. Теперь самолет уже был готов к разбегу. Необходимо было срочно покинуть его! Нейдельман начал отстегивать ремень и повернулся к Нейперу:

— Наверное, мне придется попросить их выпустить меня. Я что-то очень плохо себя чувствую.

— Расслабьтесь. — Нейпер пожал его локоть. — Просто у вас предвзлетная лихорадка. Меня и самого познабливает, ей-богу. Сейчас взлетим, и все пройдет.

И он решительно усадил на место вставшего было с кресла Нейдельмана. Тот хотел все-таки подняться, но вдруг обнаружил, что утратил координацию и его охватывает какая-то приятная слабость. Опьянеть он не мог: фляжка была на три четверти пуста, когда он взял ее у Нейпера. Нейдельман хотел приказать Нейперу, все еще удерживавшему его за локоть, немедленно отпустить его, но вдруг хихикнул. Бессмысленно улыбаясь, он опять повернулся к окну и увидел, что крыло начало подрагивать, словно ему не терпелось поскорее очутиться в воздухе, и тут же услышал, как слабый свист турбин перешел в рев. Самолет слегка качнулся и, увлекаемый вперед, все быстрее и быстрее помчался по взлетной полосе. Навигационные огни за окном слились в одну линию, мелькнул красный вращающийся маячок, и Нейдельмана мягко вдавило в кресло. Веки советника вдруг стали тяжелыми и начали слипаться. К тому моменту, когда колеса самолета улеглись на свои места под крыльями и фюзеляжем, Нейдельман спал крепчайшим сном.

Нейпер завинтил пробку у фляжки и положил ее в карман. Президент точно предвидел все, подумал Нейпер, улыбаясь и ослабляя узел галстука Нейдельмана. До чего же бедняга боится летать! Теперь понятно, почему он почти никогда не пользовался самолетом или вертолетом, когда выезжал из Детерика, а только машиной, хотя это и было не так безопасно и, конечно, медленнее. Нейпер вспомнил, как президент поделился с ним своими опасениями, что Нейдельман в самый последний момент попытается улизнуть из самолета. «Фрэнк, — сказал президент, — курс акклиматизации, который вы все должны пройти, может, и покажется вам чепухой, но это входит в операцию, и я не хочу, чтобы все под самый конец было испорчено, если Дик опоздает или вообще не приедет на аэродром. Но об этом я позабочусь. А вас прошу найти какой-нибудь способ, чтобы он не сбежал из самолета в самый последний момент. Он ведь самолетов боится как огня». Ничего, подумал Нейпер, хотя Нейдельман и проснется с головной болью, но к тому времени, когда снотворное перестанет действовать, большая часть путешествия будет позади.