Виктор Сытин - Покорители вечных бурь (Иллюстрации В. Щербакова)

— Спокойно, — сказал академик. — Да, прекратить все работы до тех пор, пока не будет найден способ изучения тех вихревых потоков на больших высотах, которые послужили причиной аварии нашей первой СЭС…

Терехов нервно бросил карандаш, откинулся на спинку кресла и воскликнул:

— Бред!… Этот способ тоже никуда не годится.

И как в тот весенний день в Ленинграде, более года назад, когда он пришел в отчаяние, тягостное чувство охватило изобретателя.

Вот уже более двух недель он искал способ изучения характера воздушных потоков в стратосфере и не достиг успеха. Да и не он один! Десятки, сотни ученых и инженеров во всех концах страны после опубликования решения Академии думали, как помочь ему, Терехову. Вот стопка писем. Ежедневно почтовые самолеты привозят из Центрального экспериментального института пакет от академика Никольского (он улетел вместе с Каринским в Москву после совещания), и в каждом пакете — описания самых различных предложений. А вот радиограммы из Иркутска, с Камчатки, из Тбилиси. Но пока никто из тех, кто вместе с ним пытается решить задачу, не решил ее.

Предлагают или советуют использовать для изучения структуры воздушных потоков в стратосфере главным образом уже известные способы и средства с некоторыми усовершенствованиями. Например, несколько человек из разных мест написали в ЦЭИ, что для определения скорости и направления ветра на высотах надо применить шары-пилоты увеличенного размера, а наблюдать за их движением с помощью локаторов.

Возможность использовать этот способ была всесторонне проанализирована Тереховым еще совместно с академиком Никольским. И они отвергли его. Конечно, скорость ветра и направление потока можно определить, наблюдая за большими шарами диаметром в 3- 4 метра. Причем в ясный день следить за их полетом можно даже без локаторов, в теодолиты. Так делают на любом аэродроме, наблюдая за обычными маленькими шарикамипилотами. Но эти наблюдения не покажут с нужной точностью, как изменяется характер воздушного потока, как струи его перемещаются по отношению друг к другу, как в нем образуются завихрения. Для этого способ шаровпилотов, и малых и больших, слишком груб. Кроме того, он имеет еще один существенный недостаток. При сильном ветре, пока шар-пилот поднимется в стратосферу, его отнесет далеко в сторону, на десятки километров от места выпуска. И поэтому, чтобы хорошо вести наблюдения за шаром-пилотом, надо раскинуть целую сеть пунктов с локаторными установками или теодолитами и занять десятки людей только для того, чтобы получить лишь приближенные данные о ветре высот.

Не выдержал придирчивой критики и другой способ, который также предлагали применить очень многие корреспонденты ЦЭИ, — способ, основанный на пеленгации выпущенного на шаре-зонде радиопередатчика.

Расчеты показали, что этот способ не может обеспечить точность при изучении характера воздушных потоков на большой высоте. Все же академик Никольский провел в ЦЭИ испытания. Два пеленгатора, «наблюдая» за радиоприемником, подвешенным к шару-зонду, позволяли определять его координаты в пространстве и, следовательно, скорость и направление воздушного потока, который нес шар. Но и только. Характер струй ветра по этим данным вычислить не удалось.

Не выдержало критики и последнее из присланных академиком Никольским предложений. Это была докладная записка профессоров и преподавателей кафедры реактивной техники одного из московских технических вузов. «Реактивщики» советовали для подъема радиопередатчика в стратосферу использовать не шар-зонд, а ракету.

«Современная реактивная техника, — писали авторы предложения, — позволяет поднять коротковолновый передатчик на высоту не только 10-20, но и 200- 400 километров над уровнем моря. Этот передатчик может быть выброшен из ракеты автоматически на любой заданной высоте. На парашюте он будет медленно опускаться и одновременно переноситься в ту или другую сторону воздушным потоком. Его сигналы можно пеленгировать и получать координаты радиопередатчика, а следовательно…»

Этот проект вызвал шумное неодобрение Терехова, а затем послужил поводом к тому, что у него испортилось настроение.

«Опять мысль пошла по проторенной дорожке. Локатор, пеленгатор, теодолит, шар-пилот, шар-зонд, или парашют… Все это, по существу, одно и то же, одно и то же!»

Терехов вскочил и зашагал по комнате.

— Нет, надо снова рискнуть! Надо настоять на разрешении поднять новую СЭС в зону вечных, бурь и там, на месте, — он взмахнул рукой вверх, — произвести изучение характера этих самых вихрей, чорта с два они повредят дирижаблям Циолковского! Это все трусы, перестраховщики вредят нашему делу. Сумели они убедить даже высшее начальство в академии. Видите ли, надо.сначала изучить эти вихри, и лишь потом… Протестую!… Вот пойду и дам сейчас радиограмму прямо в Совет Министров! Напишу: протестую против неоправданного перестраховочного распоряжения. Да, именно так прямо и напишу…

И, продолжая почти выкрикивать текст своего предполагаемого протеста против запрещения постройки и испытаний СЭС-2, Терехов выбежал из комнаты и быстрыми шагами направился к «конторе» опытной станции.

Предвечерняя прохлада уже опустилась над степью, но обычная для этого часа тишина не наступила. Казалось, отовсюду из-за лесных полос несся шум моторов: шла уборка хлебов.

Мимо Терехова, пересекая его путь, прошла трехтонка, полная золотым зерном пшеницы. Сидевший рядом с водителем Николай Дубников высунулся из кабины и крикнул:

— Михаил Иванович! А мы с Леной ток целиком электрифицировали! Приходите посмотре-э-ть!

Терехов вспомнил: действительно, ведь вчера или позавчера Лена приходила и показывала ему схему подводки электропередачи от ветряков к колхозному току. Молодцы комсомольцы! Быстро справились с задачей.

И Терехову вдруг стало очень стыдно. Ведь он-то не решил задачи, поставленной перед ним. А сейчас хочет, по существу дела, отказаться от борьбы, отступить. И снова его мысли завертелись вокруг да около шаров-пилотов, локаторов и пеленгаторов. В раздумье он продолжал идти по направлению к «конторе» и лишь у дверей ее очнулся от дум и повернул обратно.

«Зря только время теряешь, прогуливаешься, лентяй! — обругал он себя. — А ну, скорее к столу!»

Однако ему не пришлось выполнить это намерение и снова запереться в своей комнате.

— Куда ты так спешишь, Михаил? Подожди! — услышал он голос Трубокурова и, обернувшись, увидел, что профессор медленно сходит с крыльца «конторы», а в руках у него синий бланк радиограммы.