Владислав Романов - Замок с превращениями

Азриэль увидел горящие глаза Грымзиной, ее нервно подрагивающие пальцы и подумал, что в юности Грымзина была довольно сочной милашкой и порядочной ведьмой, вскружившей головы не одному легиону распутников. И сейчас еще энергии у нее хоть отбавляй, любой девчонке она сто очков форы даст, ибо нет ничего соблазнительнее невинных глазок, застенчивой улыбки и этакого нервного перебирания пальчиков, в которых уже накапливается сок будущей страсти.

- Из тебя бы мог выйти отличный "тихушник", - задумчиво сказал Азриэль, не сводя с нее глаз. Грымзина вспыхнула и дряблые щеки ее разрумянились. Жаль, что я раньше не знал ее, вздохнул про себя Азриэль, и мысли его снова унеслись к Эльжбете... Нет, он никогда не был пьянен медным телом восточных рабынь, их бешеной страстью, жесткими, черными скрученными змеиными волосами, что-то дьявольское было всегда заключено в хрупких сосудах их души, колдовское и роковое... Он приходил в неизъяснимый трепет от белого мягкого тела, от некоторой холодности и отчужденности взгляда, ему доставляло огромное удовольствие созерцать, как медленно приходит в кипение страсть равнинной девы, ибо он сам был таков. Боже, о чем он думает в его-то лета!

- Я училась у Вас, мессер, - прервав его задумчивость, проговорила Анна.

- У меня многие учились, - ответил Азриэль, - всех трудно запомнить...

- Для меня было бы великим счастьем работать с Вами, учитель! - с волнением в голосе выговорила она.

- Я, пожалуй, возьму тебя к себе, - помолчав, сказал Азриэль. - Мне как раз нужен был помощник, и я искал такого, кто бы был предан мне...

От волнения щеки Анны так разрумянились, что даже старческие морщины стали расправляться и кожа на мгновение приобрела гладкий матовый блеск, какой бывает еще у сорокалетних женщин. "Теперь ей больше сорока пяти не дашь", - усмехнулся Азриэль, любуясь этой неожиданной переменой. Глаза Мандоне-Грымзиной столь призывно вспыхивали, что особого ума не требовалось, дабы понять, какого подарка ждала Анна от Азриэля, и он решил подарить ей на мгновение это ощущение счастья, надо же делать добро не только людям, ибо потом, когда он станет жителем Вечерней страны - в последнем Азриэль не сомневался, Эльжбета все еще любит его, он чувствовал это - бедную магистершу все равно превратят в пыль только потому, что она была связана с ним. Эту участь Мандоне выбрала сама, тут ничего не поделаешь.

- Только не надо торопиться... Когда ты возвращаешься?! - спросил Азриэль.

- Через неделю!..

- Вот и прекрасно!..

Азриэль поморщился, взглянул на часы: три часа ночи, изжога вступала в свои права. Он попросил Грымзину достать ему бутылку "Буратино" из холодильника и с наслаждением сделал несколько глотков, ощущая на языке горьковатый привкус эссенции. Именно эссенция наперекор всем правилам помогала забыть проклятую изжогу.

- Что ж вы желудочника-то выбрали, - усмехнулась Грымзина. - Моя вот ряженку обожала!.. Приходится вставать ни свет ни заря, чтобы успеть купить на день...

Азриэль хмуро взглянул на Анну, и та осеклась, поняв, что сболтнула чушь.

- Это мое собственное тело, - помолчав, не без гордости сообщил Азриэль, радуясь тому, какое ошеломляющее впечатление произвели эти слова на Грымзину. Несколько секунд она не могла вымолвить даже слова.

- А я думала...

- Да, я единственный, кто носит это платье, скроенное еще Господом. Это великий комфорт носить те одежды, с которыми сроднился за много веков. Желудок только сдает... Но это маленькое неудобство с лихвой искупают другие достоинства, - глядя пристально на Грымзину, проговорил Азриэль. Я оценил вашу работу, не надо думать, что я спешу забыть свою ошибку...

Щеки Грымзиной снова вспыхнули румянцем.

- Я надеюсь, ты будешь предана мне?.. - тихо спросил Азриэль.

- Да... - прошептала Грымзина. - Я только хотела спросить о Вечерней стране...

- Первое правило преданности гласит: не задавать никаких вопросов, все понимать с полуслова, не интересоваться делами мессера! Если понадобится, я сам посвящу тебя в то, что тебе положено будет знать. А второе правило преданности ты знаешь?

- "Все услышанное тобой, должно тотчас умереть в душе твоей", отчеканила Грымзина, и он удовлетворенно качнул головой.

- На всякий случай проштудируй "Правила преданности", когда-то я их сам составлял и за долгие годы убедился в мудрости сочиненных положений. Ну и конечно, - Азриэль оглядел Грымзину с головы до ног, - смени оболочку!.. Слишком молоденькую не надо, это здесь вызывает подозрение, но где-то лет двадцать пять, двадцать семь, не больше...

- А какую фигурку вы бы хотели видеть Ваше...

- Азарий Федорович, - перебил ее Крюков.

- Азарий Федорович, - послушно повторила Грымзина. - Блондинку брать или брюнетку?..

- Я привык к блондинкам, но не слишком ярким... Светло-голубые глаза, светлые волосы, длинноногонькая, но не высокая, крепкая грудь, развитая, ровные белые зубы, лицо слегка продолговатое, но, главное, должен быть шарм, понимаешь?!

Грымзина все записывала в блокнотик.

- Такими чаще всего бывают либо немки, либо польки, чаще смешанный тип, там и надо поискать, но прежде чем занимать их место, ты проследи, как они ведут себя в разных ситуациях, чтобы не утерять сам аромат такой женщины, - вздохнул Крюков. - Я-то все же настоящий! - И он тихо засмеялся, заливчато, как дитя.

- Я постараюсь, - торжественным тоном объявила Грымзина. - Я сделаю все так, как вы сказали!..

- Вот и хорошо. - Крюков помолчал, раздумывая о своем. - Сообщение, как подготовишь, принеси просмотреть!

Грымзина кивнула.

Крюков выпроводил ее и лег отдохнуть. Разговор его встревожил. Он плохо поверил в пионерско-смиренные чувства Анны Мандоне, он хорошо помнил ее еще ученицей. Курсовой работой ее стало наследство в пять миллионов эскудо, которое отписал ей португальский граф, к которому она втерлась в доверие, стала его любовницей, через пару месяцев женой, а еще через пару месяцев он благополучно отлетел на небеса, оставив деньги коварной злодейке. Деньги она сдала в казну Магистрата, за что и заслужила похвалу его Совета, да и сам Азриэль был тогда в восторге от лихой работы. На защите она неплохо теоретически обосновала метод особой доверительности, на который всегда клюют самые мудрые из мудрейших, ибо все на свете можно купить за деньги, но доверие, как это ни странно, у людей все еще считается неподкупным, его надо заслуживать, завоевывать упорным трудом, послушанием, но уж тогда можно открыть любые двери, в любую душу...

Сейчас ее приход вполне объясним, она боится попасть в эти ножницы раздора между ним и правлением СТД. В любое мгновение ее устранят как свидетельницу, и все пойдет своим чередом.