Игорь Водолеев - Где кот идет 3. Упругая вселенная

– Что случилось? – спросил я, потирая затылок. – Сколько времени я был без сознания?

– Очень недолго, – весело сообщил он. – Секунда на раскачку, секунда на фильтрацию плюс три секунды на адаптацию. В общем, всего ничего. Обычное время для снятия дублера.

– Какого еще дублера? – насторожился я. – Ничего не понимаю.

– Э, дорогой, – протянул кавказец, глядя мне в глаза. – Всё-то ты понимаешь. Только признаться боишься. «Качалку» сам надел, да? «Фильтр» сам курил, да? В «адаптер» сам глядел, да? Вот видишь! А сейчас говоришь, мол, я не я и шляпа не моя. Нет, дорогой, так не пойдет. Если ты не тот, кого мы разыскиваем почти миллион лет, разве ты смог бы надеть шляпу? Мы советских газет не читаем, уважаемый господин Белов, нам лапшу на уши вешать не надо!

Ах, Павел Евгеньевич, если б ты знал, – доверительно наклонился он, – Сколько жуликов пыталось к нам проникнуть. Это уму непостижимо! Каких людей мы только не фильтровали: артистов, бизнесменов, политиков. Особо хотел один президент из центральной Африки. Он съел всех своих министров и остался без правящего аппарата. Представляете, думал переждать у нас революцию. Но всего больше было от ваших олигархов. Они не хотели помочь родине в трудную минуту. Нет, им была нужна другая страна, без киллеров и налогов. Ну и ехали бы, господа хорошие, в Коста-Рику, футбол развивать. Нет, только один нефтяник в Британию уехал. Остальные к нам ломанули. Ходзорский буквально любые деньги предлагал. Наивный человек! Разве можно подкупить прибор? А какие женщины к нам стремились, Павел Евгеньевич, – закатил глаза кавказец. – Ах, какие женщины!

– Позвольте, – запротестовал я, пытаясь встать. – Я не Павел, вы меня с кем то путаете. Я – Пётр Белов!

– Вы так уверены?

Входная дверь бесшумно открылась. В помещение вошел молодой человек среднего роста, одетый в серые брюки и рубашку песочного цвета, с живыми проницательными глазами. Посмотрев в зеркало, незнакомец подошел к окну и встал напротив меня, засунув руки в карманы.

Вы кто? – хотел спросить я, но голос куда-то пропал. На меня смотрел я сам, точнее, я смотрел на себя самого, каким я был лет пятнадцать назад, когда ещё не курил. Не может быть, подумал я. Вот что бывает, когда в первый раз закуришь контрабандную кубинскую сигару.

Хлопнула внутренняя дверь туалета, в курилке появился Алексей Алексеевич. Увидев меня сидящим на подоконнике перед моим двойником, он радостно потер руки.

– Ага, – воскликнул профессор. – Вы уже вместе? Приятно видеть воссоединение семьи. Павел Евгеньевич, – обратился он ко мне, – Прошу любить и жаловать: Пётр Евгеньевич Белов, ваш брат – близнец. Вы, Павел Евгеньевич, не представляете, как мы рады, что нашли вас. Вы нам очень нужны.

– Я не Павел! – ко мне, наконец, вернулся прежний голос. – В самом деле, сколько раз надо повторять?

– Слушай, не Павел! – мой двойник, наклонившись, заглянул мне в глаза. – Ты родился 15 апреля 1949 года?

– Тоже мне, секрет попугая, – фыркнул я. – В отделе кадров побывал?

– Нет, ты все-таки непробиваемый тупица, – рассердился мой двойник, которого профессор назвал Петром. – Даже не верится, что ты мой родственник. Тогда скажи, брат, почему в сорок лет ты выглядишь на двадцать восемь?

– Ну, – замялся я, – Такое иногда бывает. Человек не стареет, не стареет, а потом – ап! И сразу шестьдесят.

– О пенсии мечтаешь? – засмеялся Гарри. – Погоди, Пётр, с ним надо по-другому. Пора вызывать Эрцеха. Алексей Алексеевич, вы согласны?

– Действительно, пора, – согласился профессор. – Думаю, артропод готов.

– Разрешите! – Кавказец протянул руку и ловко выхватил из-под меня саквояж.

– Полегче, приятель, – я на всякий случай спрыгнул с подоконника.

– Господин Эрцех! – Гарри постучал зажигалкой по замку саквояжа. – Ваш выход! – Он открыл саквояж и выключил свет в помещении.

Возмутиться по поводу чужого самоуправства я не успел. Из саквояжа выплыл полупрозрачный, размером с баскетбольный мяч, сплюснутый шар-овоид, который завис под потолком. Китайский фонарик, что ли, подумал я. Как же он висит, если не горит? Свечу забыли зажечь? Зачем тогда свет выключать, если фитиль всё равно не горит? Я подошел поближе и увидел внутри овоида огромного краба величиной с блюдо для рыбного пирога тёти Лиры. Членистоногое существо, вцепившись всеми клешнями в стенки овоида, выставило из головы два узловатых стебелька с большими глазами, которые смотрели на меня с нескрываемым интересом. Голодный он, что ли, подумал я. Членистоногое по латыни звучит как «артропод».

– Артропод Эрцех! – я помахал рукой пилоту летательного аппарата. – Вы есть хотите?

Аппарат ответил короткой красной вспышкой. Неизвестно откуда, но я знал, что красный цвет означает отрицание.

Овоид спланировал вниз и завис предо мной, мерцая успокаивающим зеленым светом. Я без опасения взял аппарат в руки. Аппарат был похож на большой мотоциклетный шлем новейшей модели и я надел его. Теплая волна пробежала по вдоль спины от затылка до пяток, заставив полностью расслабиться. Когда я открыл глаза, на внутренней поверхности шлема вспыхнуло клочковатое оранжевое пятно странно знакомой формы, пронизанное зелеными и синими нитями.

– Крабовидная туманность, – вспомнил я. – «Краб», как говорят астрономы. Какой великолепный снимок. Откуда?

В ответ на риторический вопрос краб Эрцех, как каракатица во время брачного сезона, начал мигать всеми цветами радуги, переходя от бархатно черного оттенка вплоть до пронзительно фиолетового цвета. Это был настоящий язык красок, который я прекрасно понимал. Через минуту мне стало известно, кто я есть на самом деле и зачем меня ищут по всей Вселенной, от которой осталось уже всего ничего.

Я снял с головы погасший шлем-овоид и посмотрел на брата. К горлу подкатил комок.

– П-п-п… – начал я неуверенно.

– П-петя, – помог брат. – Я – Петя. А ты – П-павлик. В последний момент мы передумали и снова поменялись курточками. Совесть не позволила обмануть отца. Просто ты забыл. Идиосинкразия одолела.

– Как ты можешь так шутить? – у меня дрогнул голос. – Я тебя искал всюду. А ты отсиживаешься неизвестно где!

– Я не отсиживаюсь, – заморгал Пётр. – У меня тоже всё было не просто, – брат, отвернувшись, подозрительно зашмыгал носом. Я сдерживался из последних сил.

– Это просто шок, – профессор взял меня за руку и незаметно пощупал пульс. – Все будет в порядке. – Он достал из кармана плоскую фляжку и поболтал в воздухе. – Выпейте глоточек, вам станет легче.

Крепкая жидкость, напоминающая рижский бальзам, приятно обожгла рот и потекла по пищеводу. Голова прояснилась. Я сразу вспомнил Мамаева. Зная его характер, я легко представил, как «заслуженный» геолог уже давно кроет меня многоэтажным, как здание СЭВ, сленгом, но к закуске не притрагивается.