М Емцев - Ярмарка теней

Пока Второв что-то бессвязно говорил, в его мозгу зашевелилось смутное предчувствие. Он хотел было что-то сказать еще, но только спросил:

- Пострадавшие есть? - Голос его прозвучал неожиданно хрипло.

- Нет, - сказал Алексей Кузьмин, - нет. В корпусе был один вахтер, он отделался легким испугом. Его сейчас отпаивают чаем...

- С ромом, - добавил Михайлов.

- Это детали.

Они снова замолкли, уставившись на развалины корпуса. У Второва пересохло в горле, и он чмокнул.

"При чем здесь ром? - подумал он. - Чушь какая-то. Чушь и галиматья".

- Что? - спросил Алексей Кузьмич.

Все снова посмотрели на Второва.

- Я ничего не говорю, - хмуро буркнул Второв. - И ничего не могу сказать. Я сам ничего не понимаю.

- Во всяком случае, это не пожар, - сказал один из незнакомцев.

- И не взрыв. Ни в коем случае не взрыв! - вмешался Михайлов.

На институтском дворе корпус "В" был единственным пострадавшим зданием. В нем помещалась лаборатория вторичных структур, которой заведовал доктор химических наук Второв Александр Григорьевич. И поэтому все смотрели на А.Г.Второва, и он ощущал эти взгляды, как уколы сотен игл.

- Придется провести серьезное расследование, - сказал Михайлов, глядя куда-то вдаль.

"Что это такое? - Второв сделал несколько шагов вперед и погрузил пальцы в серебристый пепел. - Странно, очень странно..."

Внезапная дрожь пробежала по его телу, неприятная, тошнотворная слабость разлилась в мышцах. Второв узнал пепел. "Серебристый порошок из дьюаров Кузовкина! Вчера, еще только вчера я передал с Сомовым на анализ колбочку таинственного вещества, а сегодня и этот порошок превращен трехэтажный корпус. Значит... значит..."

Мысли проносились в голове Второва с лихорадочной поспешностью. Они наползали друг на друга, исчезали и вновь возникали, словно льдины в разгар ледохода.

"Значит, что очень странное вещество. Может быть, передо мной та космическая ДНК, с которой работал Кузовкин и которая его погубила? Наверное, Филипп прав. Но почему она начала действовать? Почему вдруг ожила? В течение года она пролежала в дьюарах без каких-либо изменений! Впрочем, так ли это? Нет, конечно. Только Рита могла бы объяснить все это... Но ее нет, и распутывать узел придется мне. Что же произошло сегодня ночью? Что?.."

Прикосновение чьих-то пальцев к плечу вывело Второва из оцепенения.

- Пойдемте с нами, - сказал незнакомец.

Второву показалось, что ему уже встречалось это безразличное лицо и этот спокойный, ожидающий взгляд, исполненный скрытой силы.

- Да, да, пойдемте, - заторопился Михайлов.

Алексей Кузьмич только головой тряхнул, как бы подтверждая слова Михайлова. Второв ощутил отчуждающую силу этого слова - "пойдемте".

Они пошли. Второва поразило, какими чужими и незнакомыми показались ему толпившиеся вокруг люди. Он работал с ними около десяти лет, знал всех очень хорошо, но сейчас как будто видел впервые...

В директорском кабинете, как всегда, было тихо и уютно.

Алексей Кузьмич не сел за свой стол, он просеменил к окну и, глядя во двор, с деланной шутливостью сказал:

- Давайте выкладывайте, Александр Григорьевич, что вы там накудесничали. Не томите нас, фокусник...

Остальные расселись куда попало. Ученый секретарь Григорович плюхнулся в кресло, трое незнакомых сели вместе на диван, Михайлов, поколебавшись, присел у края директорского стола и начал что-то записывать. Только Второв остался стоять.

- А что я могу сказать? - Он раздраженно развел руками. - Самому ничего не понятно.

- Простите, товарищ Второв, - сказал Михайлов, выпрямляясь. - Мне как замдиректора по научной части ваша позиция кажется более чем странной! Погибла ваша лаборатория, и не только ваша, там ведь этаж занят Тимофеем Трофимовичем, туда вложены десятки миллионов государственных рублей, уничтожено уникальное оборудование, хорошо, что обошлось без человеческих жертв, а вам нечего сказать! Вы обязаны - понимаете, обязаны доложить нам обо всем, что могло стать источником этого несчастья. Вы должны помнить, сколько хлопот причинили многим уважаемым... да всем, пока государство, и, в частности, институт, не обеспечило работу по вашей поисковой теме. Мы вашими поисками во как сыты! - Михайлов рубанул себя по шее.

"Жаль, что твоя рука не гильотинный нож", - подумал Второв.

- Я действительно ничего не знаю, - сказал он. - Ведь вы хотите, чтобы я назвал причины катастрофы, не так ли? А я не могу этого сделать. Я просто ума не приложу, отчего все так... получилось. Я очень рад, что вахтер остался жив... Но отчего без дыма и огня сгорела лаборатория, я не знаю и не понимаю...

- Мне кажется, вы неправильно поняли Владислава Владиславовича, вступился ученый секретарь института Григорович. Его лицо было рассечено вертикальными и горизонтальными морщинами на множество сложных геометрических фигур. Когда ученый секретарь говорил, кубики и ромбики приходили в движение, словно кто-то вращал калейдоскоп. - Владислав Владиславович говорил о том, что нужна информация о проводимых вами работах. Это, кстати, вероятно, интересует и... вот присутствующих здесь товарищей. Не правда ли? - Григорович повел рукой в сторону дивана.

- Мне очень трудно сейчас об этом говорить, - пробормотал Второв, - но, во всяком случае... техника безопасности у нас соблюдалась всегда очень тщательно и ничего такого не ожидалось... - Второв замолчал.

Прошло несколько тягостных минут.

- Это всегда происходит неожиданно, - внезапно сказал один из сидевших на диване. - Вы не волнуйтесь, а постарайтесь лучше припомнить...

В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет вбежал человек. Его крохотные темные глазки сверкали злыми угольками. Он обдал присутствующих волной ярости и ринулся к директору.

- Алексей Кузьмич, я решительно протестую! - завопил он.

Вошедший сделал шаг, полы его старомодного пиджака взлетели, и он, вытянув вперед руки и растопырив пальцы, согнулся в поясе, как будто собирался прыгнуть в воду. Затем, словно получив невидимый мощный толчок, промчался в нелепом галопе через всю комнату и растянулся на ковре. Создалось впечатление, что при ударе голова его расплющилась.

- Знакомьтесь, - сказал Алексей Кузьмич, - Тимофей Трофимович Плещенко.

Все расхохотались. Второв впервые слышал, как от души смеется Алексей Кузьмич. У него оказался пронзительный дискант. Это было неприлично, но никто не мог сдержаться. Смеялись все. Даже Михайлов издал неопределенное "хехс"... Второв чувствовал, как вместе со смехом из души его уходят страх, растерянность и ощущение беды.

Плещенко резко вскочил, стряхивая дрожащими руками пылинки с брюк. Он повернул желчное, со впавшими щеками лицо к директору и сказал вздрагивающим от злобы голосом: