Анна Агнич - Полдень, XXI век, 2013 № 01

— Думаю, будет лучше, если ты постараешься держаться от нее подальше какое-то время.

— А как же роды?

— Не знаю. — Артем заварил себе чай, предложил Палмеру.

— Сейчас бы водки.

— Хочешь напиться и обо всем забыть? Не получится.

— Хочу раны промыть, а то гноиться начинают.

— А. — Артем выкурил сигарету, лег в кровать, но так и не смог заснуть. Лишь ближе к утру ненадолго задремал, услышал далекие взрывы и тут же проснулся, подошел к окну, долго прислушивался, снова лег, снова поднялся, бросил в остывшую печь дров, оделся, пошел к Светлане, чтобы разжечь печь в ее доме. Он вошел в ее дом осторожно, стараясь не разбудить ее. Она услышала шаги, открыла глаза, увидела его в блеклых лучах рассвета, вздрогнула, тихо заплакала. Артем попытался обнять ее, успокоить. Она отстранилась, повернулась к стене, закрыла глаза и лежала так до позднего вечера, пока Артем силой не заставил ее поесть. — Если хочешь, то я теперь могу жить у тебя, — сказал он ей. Она посмотрела на него как-то отрешенно, качнула головой. — Тогда я буду готовить тебе дрова и следить за домом.

— Кур надо покормить.

— Покормлю. — Артем попытался взять ее за руку, но она отстранилась, подошла к окну, сказала, что хочет побыть одна. Артем ушел, долго бродил по безлюдным улицам, надеясь найти в разрушенных домах еду или водку, вернулся злой и с пустыми руками.

— Я все еще могу уйти, если ты хочешь, — сказал ему Палмер. Раны на лице и теле воспалились, и у него был жар. Артем смерил его тяжелым взглядом, но так ничего и не сказал, разделся, лег спать. Заснул почти сразу, снова услышал далекие взрывы, проснулся и уже не сомкнул глаз до утра.

— Я сама могу топить печь, — сказала ему Светлана, когда он пришел к ней.

— Тогда я буду оставлять дрова на пороге, — сказал ей Артем. Она кивнула, дождалась, когда он уйдет, закрыла дверь. В последующие несколько дней она не выходила из дома. Лишь забирала дрова, оставленные на крыльце. Артем дал ей время, чтобы успокоиться, — выждал чуть больше недели, затем осторожно постучал в закрытую дверь. Никто не открыл ему. Он постучал в окно. Светлана увидела его, впустила в дом, велела разуться на пороге, напоила чаем. Вокруг все буквально блестело чистотой. Чистотой, в которой Артем начинал чувствовать себя грязным и неуместным. — Можно я еще как-нибудь зайду? — спросил он, оставляя пакеты с найденными в брошенных домах продуктами. Светлана улыбнулась, но так и не ответила. Больше недели она все еще не выходила из дома, затем Артем увидел вывешенное на веревках постельное белье. Простыни застыли на морозе. Светлана снимала их, неловко ломая и складывая в корзину. Артем предложил помощь. Она не отказалась, но и в дом его не пригласила. Они снова стали чужими, как и до войны. Просто соседи. Лишь когда в конце зимы настало время рожать, Светлана пришла к нему и попросила помощи. Она тяжело дышала, и по лицу ее катились крупные капли пота, которые застывали ледышками на воротнике теплой куртки.

— Я сейчас позову Палмера! — сказал Артем.

— Не надо Палмера! — Светлана схватила его за руку. — Мы сами. Хорошо?

— Хорошо, — неохотно согласился он, но когда он оделся и вышел на улицу, Светлана уже вернулась в свой дом. Она лежала на кровати и тихо стонала. Утреннее солнце светило в заиндевелые окна. — Что мне делать? — спросил ее Артем.

— Пока просто посиди со мной, — попросила она. Он кивнул, подвинул к кровати стул. — Я приготовила обед, так что ты потом сходи на кухню и поешь, — сказала ему Светлана.

— Ты думаешь, все будет так долго?

— Я не знаю. — Она встретилась с ним взглядом и улыбнулась. Артем улыбнулся в ответ. Ближе к вечеру он осторожно предложил Светлане позвать Палмера. Она отказалась. Кричала всю ночь, утром смолкла, задремала на четверть часа, снова начала кричать, затем снова стихла. Артем оделся, выбежал на улицу, привел Палмера. Чужак находился со Светланой до полуночи, затем укрыл ее простыней, вышел, вымыл руки и молча пошел домой.

— Какого черта? — Артем заглянул в комнату, замер, не веря, что все закончилось. — Но ведь ты же врач! — закричал он Палмеру, догоняя его на улице. Холодный ветер гонял над сугробами снег. Артем был не одет, но даже не замечал этого.

— Ты заболеешь, — сказал ему Палмер.

— К черту! — Артем схватил его за руку. — Почему она умерла?

— Ты привел меня слишком поздно.

— Но ты же врач.

— Верно. Врач, а не бог. Ты просил от меня невозможного.

— Ты врешь! Ты врешь! — Артем хотел его ударить, но тело замерзло так сильно, что сил хватило только на то, чтобы расплакаться, упасть на колени, сжаться, забыться. Палмер поднял его на руки и отнес в дом, укрыл одеялами, напоил водкой и долго сидел рядом, пока Артем не уснул. Печка в доме Светланы погасла, в комнаты пробрался холод. Артем и Палмер дождались ранней весны и только тогда похоронили ее. Земля все еще была промерзшей, но им некуда было торопиться. — Не хочу больше оставаться здесь, — сказал Артем, когда теплое солнце растопило снег на полях. Они дождались конца апреля, собрали вещи, провизию.

— Думаешь, здесь действительно все еще есть мины? — спросил Артема Палмер, когда они оказались в поле.

— Надеюсь, что нет. Но если наступишь, то не двигайся. Они не взрываются, пока не поднимешь ногу. — Он обернулся, бросив последний взгляд на далекую окраину города, рассказал о выжившем после войны соседе, который подорвался на одной из мин в этом поле, вспомнил друзей, которых похоронил в эту зиму, сник.

— Все еще винишь меня в их смерти? — спросил его Палмер.

— Нет, — сказал Артем, услышал щелчок сработавшего детонатора мины, замер.

— Это у меня, — сказал ему Палмер.

— Не двигайся!

— Да я уже понял. — Палмер нервно улыбнулся. Артем встал на колени, осмотрел мину под ногой чужака. — Ты ведь поможешь мне?

— Конечно. — Артем отошел в сторону, снова вспомнил всех, кого похоронил в эту зиму. Вспомнил даже свою собаку, которая умерла в начале весны. — Ты только никуда не уходи. — Он развернулся и осторожно пошел по оставшимся следам назад в город, добрался до окраины поля, за которой уже была родная, знакомая земля, снял рюкзак и долго стоял неподвижно, дожидаясь взрыва.

«1866 год ознаменовался необычайными происшествиями, память о которых, вероятно, жива по сей день у многих…»