Урсула Ле Гуин - Город иллюзий

Даже в туманном необъятном прошлом планеты на это ушло много времени. И не на каждой планете это могло произойти — процесс превращения безжизненного солнечного света в тень и грациозную сложность бесчисленных ветвей, трепещущих на ветру.

Фальк стоял, радуясь утру, и радость его была столь велика, что он даже не мог этого себе представить, ведь до этого утра у него было совсем не много других прекрасных рассветов при столь короткой веренице дней, о которых он помнил, в промежутках между этим днем и темнотой.

Он прислушался к щебету синичек на дубе, чириканью воробьев и стуку дятлов. Через мгновение он потянулся, растрепал энергично свои волосы, и пошел вниз, чтобы влиться в общее русло реки работ по Дому.

Дом Зоува был беспорядочно выстроенной цепью башен, связанных между собой и образовавших замок-ферму. Башни были сделаны из камня и дерева, одни части их стояли на этой земле около столетия, другие — еще дольше. Этот замок-ферма во многом был примитивным: темные лестницы, каменные очаги и подвалы. Но в нем не было ничего незавершенного. Он был надежно защищен от пожаров и воздействий погоды. При этом некоторые его элементы были в высшей степени сложными устройствами или механизмами: приятные желтоватые лампы, свечение которых было обусловлено ядерным распадом, различные автоматические приспособления для уборки дома и двора, стряпни, стирки и работы в поле.

Здесь было довольно обширное собрание музыкальных записей, книг и фильмов. В восточном крыле Дома находилась довольно приличная механическая мастерская.

Все эти предметы были частью Дома, встроенные в него или сделанные вместе с ним, сработанные в нем или в других Лесных Домах. Механизмы были тяжелы и просты: их легко было ремонтировать: только знание источников энергии, приводивших их в движение, было очень искусным и незаменимым.

Недоставало, однако, одного из типов технологических приспособлений. В библиотеке можно было получить достаточно знаний по электронике, которые в это время стали почти инстинктивными. Мальчикам нравилось делать миниатюрные переговорные устройства для связи между отдаленными комнатами. Однако телевидения не было. Не было также телефона, радио или телеграфной связи. Поляна не имела достаточного контакта с окружающим ее миром. Способов коммуникации на далекие расстояния в этом мире не существовало. Было, правда, несколько машин на воздушной подушке, самодельного изготовления, стоявших в гараже постоянного крыла Дома, но ими обычно пользовались только мальчишки для своих игр.

В лесу было довольно трудно управляться с этими механизмами, ведь таежные тропы так узки. Когда люди собирались в гости или для торговли с другими домами, они шли пешком, а если путь был очень долог, то отправлялись верхом на лошадях.

Работа по Дому и на ферме была для всех без исключения легкой и необременительной. Удобства не простирались дальше тепла и чистоты, а пища была здоровой, но однообразной, жизнь в Доме была скучным постоянством коллективного существования, чистой безмятежной умеренности. Безмятежность и однообразие обусловливались изоляцией. Здесь жили вместе сорок четыре человека. Ближайший к ним Дом Катала находился в тридцати милях к югу.

Вокруг Поляны со всех сторон простирался нерасчищенный, необследованный, равнодушный Лес. Дикая чаща и над нею небо. Здесь не было бесчеловечности, и ничто не укорачивало жизни, как в городах былых веков, переполненных людьми. Вообще, сохранить нетронутым хоть что-нибудь из сложной цивилизации здесь, среди столь малого числа людей, было исключительным достижением, хотя для большинства из них что-либо другое было просто неведомо.

Фальк все это понимал несколько иначе, чем остальные дети Дома, так как ему всегда приходилось сознавать, что он пришел из этой необъятной и лишенной людей чащи, такой же зловещей и необычной, как и дикие звери, бродившие в ней, и все, чему он научился в Доме Зоува, было подобно единственной свечке, горящей среди необъятной тьмы.

За завтраком — хлеб, сыр из козьего молока и темное пиво. Маток попросил его, чтобы он пошел с ним поохотиться на оленей.

Фальку было приятно. Старший Брат был очень искусным охотником, и таким же становился он сам: во всяком случае, это сближало их обоих.

Но тут вмешался Глава Дома:

— Возьми сегодня Кая, сын мой. Я хотел бы поговорить с Фальком.

Каждый из обитателей Дома имел свою комнату для занятий или работы, а также для сна, когда становилось прохладно. Комната Зоува была маленькой, высокой и светлой, окна ее выходили на запад, на север и на восток. Глядя на осенние скошенные поля и черневший вдали Лес, Глава Дома произнес:

— Вот там, на прогалине, Парт увидела тебя. Это было пять с половиной лет назад. Давненько! Не настало ли нам время поговорить?

— Наверное, Глава, — робко произнес Фальк.

— Сказать трудно, но мне кажется, что тебе было около двадцати пяти лет, когда ты объявился здесь. Что есть у тебя от тех двадцати лет теперь?

— Кольцо!

Фальк на мгновение вытянул левую руку.

— И воспоминания о горе?

— Воспоминания о воспоминании.

Фальк пожал плечами.

— Часто, как я вам уже говорил, на какие-то мгновения я нахожу в своей памяти звук голосов, ощущение движения, жеста, расстояния. Эти воспоминания не стыкуются с моими воспоминаниями о жизни с вами. Но они не образуют цельной картины. В них нет какой-либо значимости.

Зоув присел на скамью у окна и кивнул Фальку, чтобы тот сел рядом.

— Тебе не нужно было расти. Координация движения восстановилась у тебя на удивление быстро. И даже, если принять это во внимание, все равно ты учился с поразительной скоростью. Меня всегда поражало — а что, если Синги, управляя в былые времена человеческой наследственностью и выдерживая многих из нас в качестве клонистов, отобрали нас за наше послушание и тупость, а ты — отпрыск какой-то мутировавшей человеческой расы, каким-то образом сумевшей избежать генетического контроля. Но кем бы ты ни был, ты в высшей степени умный человек. И вот теперь ты снова один. И мне хочется узнать, а что же ты сам думаешь о своем загадочном прошлом?

Минуту Фальк ничего не говорил. Он был невысоким, худым, хорошо сложенным мужчиной.

Его очень живое и выразительное лицо сейчас было весьма мрачным и полным тревоги. Чувства отражались на нем так же открыто, как и на лице ребенка. Наконец, видимо, решившись, он все-таки сказал:

— Пока я учился прошлым летом вместе с Райной, я понял, чем я отличаюсь от человеческой генетической нормы. Мы изучали тогда хромосомы вида «хомо сапиенс» и для сравнения выбрали меня. И тогда обнаружилось, по крайней мере, для меня, то небольшое отличие — всего лишь один или два витка спирали. Тем не менее можно безошибочно сказать, что я не человек. Может быть, я какой-нибудь мутант или урод, может быть, я результат случайного или преднамеренного воздействия или, наконец, инопланетянин. Мне кажется, что наиболее вероятным во всем является то, что я неудавшийся результат какого-то эксперимента. Результат генетического эксперимента, выброшенный экспериментаторами за ненадобностью. А может быть… Трудно сказать. Я предпочитаю думать, что я — инопланетянин и прибыл к вам с какой-то другой планеты. Это, во всяком случае, означало бы, что я не одинок в своем роде во вселенной.