Алексей Бессонов - Сожгите всех!

– Раз так, парень не продержится и один контракт. Здесь нужно работать до потемнения в глазах, и лишь немногие выдерживают эту каторгу. Вообще, я считаю, что два врача на наш участок – это форменный идиотизм. Я хотел бы попросить вас, Олли, так, знаете, немного конфиденциально – расшевелите власти, чтобы нам скорее прислали третьего, как положено по штатному регистру. Я знаю, у вас получится.

Через час Огоновский покинул осоловевшего шефа и забрался в свой колесный вездеход, привезенный с Авроры вместе с остальным барахлом, необходимым для жизни на Оксдэме. «С Бэрденом проблем не будет, – решил он. – Значит, следует приступить к обустройству собственной жизни. Договориться с местными ребятами, чтобы они привели в порядок дом, и в особенности – амбулаторную часть, окончательно распаковаться, проехаться по поселкам. Но его ждала еще одна встреча.

Собственно, – думал Андрей, глядя, как мимо него, качаясь, уплывают на восток плоские буро-зеленые холмы, – мальчишке Коннору следовало бы явиться и представиться – хотя бы так, из коллегиального уважения. Я здесь уже пятые сутки, в округе об этом давно прознали, а он сидит у себя в норе и ждет, наверное, что я сам рванусь к нему кланяться. Это нелепо... доктор Коннор! Будет очень здорово, если парень относится к той категории придурков, которые, едва получив звание врача, сразу задирают свой носик до самых небес и в упор не желают смотреть на землю».

Усмехнувшись этой мысли, он и сам посмотрел на небо – чистое, по-осеннему белое и словно замершее в предвкушении скорых зимних ветров. Погруженный в спокойное созерцание, Андрей не услышал приближающийся рокот мощного мотора и вскинулся тогда лишь, когда из-за ближайшего холма на грунтовку выскочил огромный зеленый вездеход со снятой крышей. За рулем машины сидел плотный мужчина с висячими седыми усами на длинном загорелом лице. Запавшие щеки придавали ему вид аскета, а черные, глубоко упрятанные глаза пытливо постреливали из стороны в сторону, словно ища среди степи нечто очень важное. При виде машины Андрея усач резко затормозил и нахмурился; впрочем, секунду спустя на его лице возникла хитрая улыбка.

– А вы меня не узнаете, док! – прокричал он, останавливаясь рядом с машиной Огоновского.

– Еще чего, – добродушно фыркнул Андрей, переводя рычаг трансмиссии в «нейтраль», – да чтоб я тебя не узнал? Как дела, мастер шериф?

Маркелас удовлетворенно осклабился и вытащил из кармана куртки длинную плоскую флягу.

– Ячмень хорош в этом году, – многозначительно произнес он и отвинтил пробку. – А вами, полковник, теперь весь Гринвиллоу гордиться будет. Знаем уже, знаем... ишь, надо же! Наш старый док лицом в грязь не ударил!

– Аксель умер генералом, – негромко перебил его Андрей.

Шериф спрятал улыбку и, неторопливо отпив из фляги, протянул ее Андрею. Тот машинально глотнул, ощутил знакомый вкус местного самогона, шумно выдохнул и потянулся за сигарой.

– Док Кренц был настоящим мужиком, – сказал Маркелас, – я горжусь им. Особенно после того, как покойник приварил меня по балде моим же излучателем, а потом волок меня на себе, чтобы заклеить рану. Да-а... настоящие мужики, они... черт... вот так вот, в общем. Заедете ко мне, док? – неожиданно спросил он.

– Не могу, – поморщился Андрей. – Давай лучше ты ко мне – тем более что тут и ехать-то два шага осталось. У меня мымра моя, старшая сестрица, закончила распаковывать аптеку, посмотреть надо, а то она, знаешь... Ты посидишь минуту, а потом и поболтаем.

– Идет, – легко согласился Маркелас и, дав газ, развернул своего мастодонта почти на месте.

Убедившись, что Бренда все сделала как надо, Огоновский спустился вниз, однако шерифа не обнаружил. Тот ждал его в саду.

– Знаете, – сказал он, прихлебывая свой самогон, – у меня часто бывает так, что положу деньги в какой-то карман, а потом долго не могу их найти... В последнее время у нас появились люди, которые всегда помнят, где у них что лежит.

Андрей вопросительно поднял брови. Раньше Ник Маркелас не умел говорить намеками.

– После войны многое изменилось. Вы поздно приехали, док, нам тут здорово не хватало вас. Никто, в общем-то, и не верил, что вы вернетесь, – думали, погибли, как все...

– Что значит, как все? – удивленно переспросил Андрей.

– Да вот то и значит. Я ведь, – шериф сделал глоток и яростно затянулся сигаретой, – трижды подавал прошение зачислить меня кем угодно и куда угодно, а мне все отвечали: нет, до инвалидов пока не дошло. Нашли инвалида, с-суки!

– Ну, призывные комиссии правы, куда с твоим позвоночником. Ты ведь перегрузку не выдержишь, зачем тебя калечить?

– Да при чем тут мой позвоночник! У нас же больше половины мужиков не вернулись, понимаете?

– Я знаю, Ник. Я смотрел статистику. Да, Оке почему-то пострадал сильнее всех... судьба.

– Ни черта вы, док, не знаете! Вы б видели баб, которые криком кричат, потому что сынишки подрастут – когда еще, а в шахту лезть надо сегодня! Вы еще увидите... фермы стоят, док, шахты валятся, в этот год почти половина так и не посеялись. Жрать они что будут? Я пришел к шефу этому, Бэрду, и говорю: надо писать отчет, требовать правительственных субсидий, а он мне в ответ только вздыхает. Никто нам, говорит, никаких денег не даст, надо выползать как получится. Как получится, док? Как?

Андрей промолчал. Он знал, что Маркелас, наверное, прав, но в то же время понимал и еще кое-что: слава богу, что на Оксдэм не навесили продовольственную программу. Чиновников крупных метрополий совершенно не волнует, сколько рабочих рук потеряла та или иная планета, у них есть план госзаказа, и его надо выполнять. А то, что на Оксдэме дерьмовые почвы и он еле научился обеспечивать самого себя – так кого это волнует? Конфедерация только что вылезла из войны, потери кошмарные, причем это везде, и сейчас нужно в первую очередь восстанавливать экономику, а не платить кому-то какие-то субсидии.

– Я слышал, что у тебя возник конфликт? – осторожно поинтересовался он.

– Басюк, сучий сын, – фыркнул Маркелас. – Есть у меня странные ощущения, док, но это не сейчас.

– Какие – странные?

– А вот такие – странные, и все тут. Вы сами увидите, как покрутитесь в долинах. Вы мне лучше вот что скажите – вы работать-то готовы или как? Что мне людям говорить, когда спрашивать будут?

– Я готов работать всегда, Ник, и ты это прекрасно знаешь. Ты обиделся? Но почему?

– Да бог с вами, док... это вы меня простите. Вы... вы еще на войне, наверное, а я тут и никуда отсюда не девался. Простите, поеду. А люди, кстати, ждут вас... да.

– Обожди, Ник. – Андрей остановил шерифа уже возле самой машины. – А доктор Коннор... он что?