Владимир Щербаков - Болид над озером

— Сказка! — негромко воскликнула Рута после минутного молчания. — Все это сказка, но очень похоже на правду…

— Ты думаешь, рыбы с рогом не было? Была! Даже сейчас есть такие рыбы.

— Что же это за рыбы, позволь тебя спросить.

— Это глубоководные рыбы. Есть у них на носу и выросты, похожие на рога, и даже белые фонари, которые им освещают путь в глубине, где вечный мрак.

— Об этом я слышала. Но почему вдруг глубоководная рыба всплыла и оказалась на поверхности?

— Потому что многие животные чувствуют приближение землетрясений. Особенно рыбы. И тогда, например, обитатели глубин всплывают и даже приближаются к самому берегу. Это я твердо знаю, даже встречался на конференции с японским ученым, который публикует по этой теме восьмую или девятую статью.

— Значит, правда?

— Да. Это миф, конечно. Есть в нем и преувеличения. Но они должны в нем быть! Люди после катастрофы утратили многие знания, они не только разучились строить корабли и рисовать на стенах пещер, они сами были на краю гибели. До них дошли отголоски этой допотопной истории, и они облекли их в форму мифа. Это и хорошо, в такой образной форме миф дошел до наших дней, ведь сказки почти бессмертны. В отличие от научных теорий, например которые стареют не по дням, а по часам. Может быть, я преувеличиваю, но факт остается фактом: древние люди знали о способности животных чувствовать приближение катаклизмов и землетрясений. И могли это знание использовать. Иначе не было бы и нас, их потомков, планета попросту вымерла бы.

— Попросту вымерла бы!.. Ты жесток.

— Не я жесток, а мир так устроен, что опасность для него не исключена и по сей день. Вот о чем думать надо, вспоминая старые-престарые сказки!

— Скажи-ка, — сказала вдруг Рута. — А если на Землю упал астероид или метеорит, то, выходит, рыба смогла угадать время его падения?

— Сложный вопрос, — замялся я. — Были грандиозное землетрясение и моретрясение. Я говорил вчера о метеорите. Наверное, именно он виновник всему. Но как рыба могла почувствовать — другого слова не подыщу! — почувствовать его падение, ума не приложу. А обязан был бы ответить тебе, ведь я атлантолог!

— Атлантолог! — улыбнулась Рута, и эту улыбку я запомнил на всю жизнь, была она мягкой, с каким-то оттенком всепонимания, словно вдруг Рута поняла все, все — сама поняла.

Что я мог ответить ей? Что рыба почувствовала приближение к нашей планете астероида, который упал где-то в Атлантике?

Легенду о Ману с моими комментариями я когда-то изложил в письме к Хацзу Хироаки, японскому журналисту, с которым познакомился в Москве. Это он рассказал мне о глубоководных рыбах, подплывающих к самому берегу в преддверии землетрясений.

Получив мое письмо, он удивился тому бесспорному с моей точки зрения факту, что все это имеет отношение к Атлантиде.

Позже он написал мне, что почти так же ведут себя каракатицы, всплывая на поверхность моря за три-четыре дня до стихийного бедствия. Они словно заглядывают в будущее. Любопытная деталь: эти обитательницы глубин становятся при этом вялыми, сонными, очень неохотно выпускают «чернила» — темную жидкость, которая маскирует их. Словом, они впадают в транс, и тайна этого транса почти сопоставима с тайной мифической земли Платона.

Вечером — прогулка. Пошли к озеру, Свернули на узкую тропу, которая скорее угадывалась, чем была видна. Стояли у ручья, слушая прерывистый клекот болотной курочки. В небе зажигался вечерний багряный свет. Белое полотно высокого облака, следы тумана на темном боку дальней горы, щемящая неповторимая минута ясности, объединяющая нас и все вокруг с нами..

Что же это за город? Опять он мне приснился! Я снова брел по его полуразрушенным улицам, разыскивал следы, оставленные не известными мне людьми. И нашел их. Они привели меня к реке, но в другое место, не туда, где обрыв и пропасть. Находилось это место, вероятно, выше по течению, за излучиной.

Открылся широкий плес, пологая равнина. Только у окоема я различал скалы и возвышения. Кусты и деревья… Вдали у рощи — храм. Пологие ступени вели к колоннаде. Я приблизился к зданию. Оно довольно хорошо сохранилось. На камнях — едва приметные красноватые следы (земля здесь всюду красная, жирная, липкая). Похоже на то, как если бы трое-четверо неизвестных прошли здесь незадолго до меня, а обувь у них, судя по всему, была спортивная. Я примерился: след в след размер обуви тот же, что и у меня. Следы вели в храм. Я вошел. Крикнул. Ответило гулкое эхо, которое долго не затихало. Впечатление такое, что я разбудил этот огромный зал, и он теперь рад был поговорить со мной. Только вот о чем именно собирался он мне рассказать?.. И тут я заметил двустворчатую деревянную дверь в другом конце его Она похожа на современную, хотя я не сразу это понял. Пока шагал, эхо сопровождало меня, обгоняло и отставало, словно играло в пятнашки. Толкнул старое темное дерево… дверь поддалась. Подо мной были ступени, темные камни растрескались, ярко-зеленые пучки травы вылезли из трещин, а ниже я увидел целый парк. Похож он был на английский, шпалеры кустов выстроились так, что лужайки казались бархатными квадратами и прямоугольниками с высоты каменной лестницы. И там, в парке, я наконец увидел людей. Их было трое. Одеты они были странно: в короткие брюки, легкие белые ботинки — и все. Еще широкие светлые ремни, которые я заметил в следующее мгновение. И тут же я увидел четвертого. Он летел над землей на высоте примерно двухсот метров. Нет, у него не было крыльев — он раскинул руки и парил над парком, а трое следили за ним. Что это было? Их голые торсы застыли, образуя живописную скульптурную группу. И высоко над ней летел человек, одетый точно так же, на нем были светлые короткие брюки едва ли ниже колен, белые ботинки, а руки казались крыльями стрекозы, когда она зависает или скользит по инерции. Казалось, вот-вот они заработают, чтобы сообщить ему подъемную силу… Ничего подобного. Он спокойно коснулся одной рукой пояса и стал медленно, кругами снижаться. Описывал он скручивающуюся спираль, и я насчитал восемь витков. Резкое торможение — и человек сложил руки, полусогнутые ноги коснулись земли, и он выпрямился.

Я понял, что еще один из группы готовился к полету. Они провожали его взглядами, следили за пируэтами, пока он набирал высоту — а делалось это весьма изящно, на зависть пернатым — и не замечали меня. Но в следующую минуту во мне зазвучал вопрос. Был он резким, неожиданным, точно от этого зависела моя жизнь. Вот он, этот вопрос: что произойдет, если они обнаружат меня? И возник как бы сам собой ответ: не известно, но лучше скрыться — и немедленно. Нет, не слова прозвучали в моей голове, просто я обрел дар понимать все без слов, как и подобает человеку во сне. И я ушел за деревянные створки, и осторожно прикрыл за собой дверь. За миг до того, как створки сомкнулись, я увидел лицо обернувшегося человека. Может быть, он заметил, что происходит с дверью, но не мог он, конечно, рассмотреть меня через узкую щель: в храме было сумрачно, а, кроме того, происходило это во сне, и меня там просто не могло быть физически. Эта мысль пришла мне в голову уже после того, конечно, как я проснулся.