Эмил Манов - Галактическая баллада

- Однако, это - исследования с расстояния, профессор Карпанье. Никто еще не проник в глубины Галактики.

- Да, конечно. Персонально никто не проник. И никто не проникнет, мой мальчик. Диаметр Галактики - более ста тысяч световых лет, а ее "толщина" только тысяча пятьсот... По этим причинам никто не может до нас добраться, даже если допустить, что гдето существуют цивилизации, подобные нашей. Но эффект Дринкутра, а позже и эффект Дринкрома бесспорно доказали отсутствие разумной жизни в Галактике. Исключая земную, естественно. Поэтому-то человечество и умерило свои космические амбиции в отношении овладения солнечной системой.

Марсель молчал, но в его молчании чувствовалось упорное несогласие. Он был немного поэтом и обладал способностью поддерживать самые невероятные теории, если они приходились ему по душе.

При всем своем уважении к профессору и науке, он все-таки в конце концов пробормотал себе под нос:

- Я не верю, что Вселенная - пуста. Это невозможно, это было бы ужасно...

Профессор Карпантье услышал его. Он знал это чувство протеста против фактов, против жестокости известных истин. Он и сам поверил в теорию Дринкрома лишь, когда ему пошел девяностый год, и то в день, когда скончался его самый близкий друг. Марсель был слишком молод, чтобы смириться с мыслью о галактическом одиночестве человечества.

- Давайте вернемся на землю, - сказал с улыбкой профессор. - Итак, друзья, мы видим перед собой пустыню, печальный памятник, оставленный нам Эпохой Абсурда. Такое название целой эпохи звучит несколько нелепо, но оно близко к истине. В древнем обществе, раздираемом духом антагонизма, абсурд не являлся только литературным понятием. Он существовал реально, в самой жизни. Подумайте только: общественное богатство было достоянием людей, которые ничего не создавали; во имя свободы создавали тюрьмы для тех, кто боролся за свободу; во имя национального благополучия велись разрушительные войны, а религия, проповедующая любовь и братство, благословляла их; человеческое достоинство измерялось деньгами и властью над человеком - и будто какая-то невидимая злая сила превращала любое доброе дело в его противоположность...

Что касается сверхбомбы, которая превратила эту местность в пустыню, она прилетела сюда с Востока, но, как было установлено позже, была запущена с одной из ракетных баз в Калифорнии. Целью обмана было создать впечатление запуска ее Советским Союзом для того, чтобы вызвать войну между Западной Европой и Востоком. "Ястребы" в США рассчитывали сохранить силы для решающего удара. В действительности как уже знаете, эта сверхбомба отметила конец Эпохи Абсурда. Это случилось в 2033 году, когда...

Профессор не закончил фразы. Он заметил, что Оцеола повернулся и к чему-то прислушивается, потомок делавров никогда не делал этого во время лекции.

- В чем дело, Оцеола?

- Извините, профессор, - сказал Оцеола. - Я слышу чей-то голос...

- Не только мой?

- Не только ваш.

Студенты уже смотрели туда, куда и Оцеола. Профессор тоже посмотрел, но ничего не услышал. И ничего не увидел - кроме развалин какой-то древней постройки.

- Вот опять, - сказал Оцеола.

На этот раз все услышали. Это был человеческий голос. Слова звучали глухо, как будто шли из-под земли, и в начале профессор ничего не понял.

- Странно, - сказал он. - Сюда никто не может попасть без предварительной иммунизации против меланхолии. В Управлении исторических памятников мне сказали, что на сегодня не предусмотрены другие посещения.

Голос продолжал говорить - медленно, с большими паузами.

Это был мужской голос, низкий и немного осипший. Профессор ожидал услышать хотя бы еще один, ведь человек не может разговаривать сам с собой, но этого не произошло. Невидимый продолжал свой монолог.

- Он говорит что-то о нашем шаре, профессор, - тихо сказал Марсель. Странно, я понимаю некоторые слова, а другие мне совсем незнакомы...

- Подождите!

Профессор вслушивался, приставив ладонь к уху. В его глазах мелькнуло недоумение.

- Невероятно, - прошептал он... - Это французский, конечно же, но сейчас никто не говорит на таком французском.

Мы забыли сказать, что в ту эпоху национальные языки все еще сохранялись, но люди предпочитали говорить и писать на общечеловеческом языке, возникшем естественно из старинных общих для многих народов слов, типа "мама", "брат", "вино" и пр.

- Алло! - крикнул профессор. - Алло! Есть здесь кто-нибудь?

Ответа не последовало. Вместо ответа все услышали несколько уже совершенно отчетливых слов, заставивших их переглянуться.

"...Эти медленные шаги, эти склоненные головы... господи!.." В словах невидимки было столько тоски и ужаса, что у профессора и студентов волосы встали дыбом. Наступила пауза. Профессор Карпантье был недалек от мысли, что слышит голос какого-то сумасшедшего, но все же у него было достаточно жизненного опыта, чтобы не делать поспешных заключений.

"...мое путешествие... - снова раздался голос. - Какая ужасная шутка! Я устал, как я устал... Ну, Луи Гиле..." Профессор подождал минуту-другую, но больше ничего не услышал. Тогда он махнул рукой студентам, чтобы они шли за ним, и быстро направился к развалинам.

Когда студенты догнали его, он уже склонился над останками какой-то стены - грудой обломков, которыми была покрыта эта местность. Сделав знак соблюдать тишину, он продолжал что-то рассматривать - как будто пытался прочесть какуюто надпись.

Потом профессор выпрямился, посторонился и студенты увидели, что на земле перед ними - человек. Это был крупный мужчина, одетый в какое-то чешуйчатое, плотно облегающее тело трико, которое излучало синеватый металлический блеск. Он сидел, вытянув вперед босые ноги и опираясь о стену, одна его рука безжизненно лежала на земле, другая - на коленях. В ней он держал большой светлозеленый кристалл. Голова мужчины была откинута назад, темные прямые волосы свободно падали на плечи, лицо, с большим ртом и некрасивым, немного кривым носом, было изрезано морщинами, выдававшими солидный возраст незнакомца. Но большие голубые глаза казались молодыми они смотрели неподвижно прямо перед собой, и в их выражении можно было уловить печальную полуулыбку.

Вблизи валялось что-то наподобие шлема, сделанного из той же материи, что и материя незнакомца, а около шлема лежала маленькая металлическая коробка с белой шкалой, усеянной черными точечками и черточками.

Студенты с боязливым удивлением взглянули на профессора.

- Он мертв, друзья мои, - сказал профессор.

- Но ... ведь он только что разговаривал, правда? - заикаясь, спросила Наташа.

- Да, но он мертв.

Студенты попятились назад и по древнему обычаю молча склонили головы. Исподтишка они продолжали рассматривать незнакомца - было странно, что его нашли здесь, странными были и его последние слова, странной была и эта мгновенная смерть. Но самой странной все же казалась его одежда.