Ширли Рейн - Остров

– Молодец, Кир, – сказала Тери; он расплылся в довольной улыбке и плюхнулся на место. А теперь давайте послушаем Тофу. Ну-ка, малышка, расскажи нам свою родословную.

Встала Тофа, толстенькая, румяная и смешливая, в короткой желтой маечке и таких же штанишках. Ей всего семь лет, и она ужасная вертушка. Временами ей и другим младшим бывает трудно долго усидеть на месте и тогда Тери разрешает им ходить между скамейками или даже отпускает ненадолго прогуляться. Сейчас, однако, личико Тофы приняло самое серьезное выражение, на какое только она была способна. Я – Тофа из гнезда Короля Арне. Когда произошло Явление, в нашем городе оставалось всего тринадцать человек, и среди них была Пандора, моя первая мать. Она стала жить в гнезде Короля Арне и умерла от трясучки, когда ей было сорок шесть лет. Ее дочь, мою вторую мать, звали Мария, она умерла в кругу своей семьи, когда ей исполнилось семьдесят три года. Ее сын женился на женщине из гнезда Королевы Туты, и у них родилась дочь, которая стала моей третьей матерью. Ее звали Карина, и она погибла, когда ей было пятьдесят восемь лет. Ее убило… молнией.

Тофа запнулась лишь один раз, перед словом "молнией", но вообще говорила хоть и медленно, но гладко и тоже немного нараспев – как нас всех учат этому дома. К тому времени, когда дети начинают ходить школу, они должны уже назубок знать свою родословную. Девочки учат только женскую линию, мальчики – мужскую.

– … мою четвертую мать звали Венус, она подверглась неотвратимому наказанию, когда ей было сорок два года – за то, что осмелилась возражать Королю Арне. Ее дочь, мою пятую мать, звали тоже Пандора…

Подверглась неотвратимому наказанию, так это называется. Попросту говоря, Король Арне съел ее. Возражать Паукам – вещь совершенно недопустимая. И как только, в самом деле, эта самая Венус решилась на такое? Зачем? Вряд ли кто-нибудь из ныне живущих даже в семье Тофы знает ответы на эти вопросы, все случилось слишком давно.

Мои мысли вернулись к Королеве Мэй и сегодняшнему разговору с ней. Интересно все же, что у нее на уме? Перед мамой я, конечно, старалась держаться храбро, но сейчас почувствовала, как по спине пробежал холодок. Главное, я не могла придумать никакого вразумительного объяснения этому странному приказанию – приодеть меня. Обычно Паукам совершенно безразлично, как мы выглядим.

Продолжая перебирать в уме разные варианты, я машинально скользила взглядом по стенам, где развешаны экспонаты нашего музея.

Большая прямоугольная решетка из очень тонких блестящих проволочек – голографический экран, так эта штука называется…

Карта Земли, какой она была когда-то…

Пожелтевшие, потрескавшиеся плотные глянцевые квадратики с изображениями людей в странных одеждах, иногда рядом с незнакомыми предметами или животными. Люди на них прямо как живые, потому что это не рисунки – фотографии…

Очень красивые высокие белые ботинки с отверстиями для шнурков и колесиками на подошве, некоторые из которых отломаны…

Большое колесо с резиной по ободу и тонкими металлическими прутьями, сходящимися к центру, к двум прижатым друг к другу маленьким блестящим кружкам. Одна из самых загадочных вещей в нашем музее. К примеру, о голографическом экране или фотографиях упоминается во многих книгах, но об этом странном колесе неизвестно совсем ничего…

Небольшая картина в очень красивой узорной раме. На ней изображена девушка в белой рубашке с кружевным воротом и длинной черной юбке. Девушка сидит с задумчивым видом, сложив руки на столе, на котором сбоку от нее стоит стеклянная ваза с букетом цветов.

Удивительные краски, которыми картина написана, сделали ее неподвластной времени; поверхность очень ровная, твердая, слегка поблескивающая, а изображение живое и яркое. Что за краски такие? На чем нарисована картина? Похоже, на ткани, которая чем-то обработана. Но чем?

Одна из самых моих любимых вещей. В глубине души я думаю – хотя, конечно, никому никогда об этом не говорила – что девушка немного похожа на меня…

Изящная женская шляпка малинового цвета из неизвестного мягкого ворсистого материала. Вроде бы не ткань и не кожа, но что тогда? Самое удивительное, что шляпка сделана без единого шва. Как удалось создать такую сложную форму, не пришивая отдельные части друг к другу? Можно подумать, будто эта шляпка, вот такая, как она есть… ну, просто на грядке выросла.

Взгляд мой снова метнулся к картине с девушкой. В глубине сознания промелькнула одна очень интересная мысль.

А что, если Королева Мэй хочет завтра отвести меня к… Нет, нет, невозможно, такого не бывало никогда! И в то же время пока это единственное объяснение, в котором есть хоть какой-то смысл. Я почувствовала, как вспыхнули щеки. Надо будет обязательно поговорить с Антаром, спросить, что он думает по этому поводу.

– … Это моя живая мама, сейчас ей двадцать восемь лет. Все, – закончила Тофа, с шумом выдохнула воздух и спросила жалобно. Можно попить водички?

– Конечно, – ответила Тери. – Хорошо, девочка, очень хорошо. Садись, ты устала. Таун, принеси Тофе напиться.

Потом, как всегда, настало время заучивания. Иногда это Библия, иногда описание обычаев, правила жизни, полезные советы, но чаще то, что я люблю больше всего – разные истории из жизни наших предков. Не считая Библии, конечно, но, к сожалению, ее единственный уцелевший экземпляр сильно обгорел, а то, что можно прочесть, я уже знаю наизусть. Вела, как всегда, Тери, но тут же сидела старая Морра, которая поправляла учительницу, если та ошибалась хотя бы в одном слове. Это необходимо для того, чтобы из поколения в поколения знания передавались без искажений.

Очень похоже на то, что сейчас и вправду на Земле не осталось никого, кроме жителей нашего острова. К сожалению, такой вывод напрашивается сам собой; ведь после того, как случилась Беда, ни один корабль не прошел мимо острова хотя бы на горизонте, а прежде, судя по преданиям, они то и дело сновали во всех направлениях, и большие, и маленькие. Так вот, если мы действительно единственные обитатели Земли, то нужно признать, что все ее удивительные технические достижения утеряны для нас безвозвратно. Мы не умеем печатать книги или хотя бы делать бумагу, чтобы вести записи, и, значит, устный пересказ – единственный способ не забыть, кто мы и откуда. Некоторые, правда, изготовляют что-то вроде бумаги из специально обработанной древесной коры – к примеру, муж Сары, нашей единственной писательницы; все знают, что ему ради нее не жалко никаких трудов – но дело это нелегкое, а "бумага" получается ломкая и недолговечная.

Может быть, и память у большинства из нас такая хорошая потому, что все мы чуть ли ни с пеленок постоянно что-нибудь да заучиваем, или дома, или в школе, или на Встречах "у якоря"; правда, там, чаще всего, это стихи или песни, но все равно.