Игорь Росоховатский - Утраченное звено (сборник)

Он понял недосказанное, спросил:

— Разве жизнь не самое большое сокровище?

«Там, где скалы растут вершинами вниз, там, где скалы растут вершинами вверх, спасение вы найдете», — вспомнил я. Как он мог догадаться, что скрывается за этими символами? Интуиция? Этим словом часто прикрывают незнание, неумение рассчитать, определить. Почему он понял то, чего не поняли аборигены, которым стихи предназначались?

Я внимательно смотрел на высоченного, здоровенного детину с большими ручищами и круглым добродушным лицом. Типичный акселерат. Ничего особенного. Таких стажеров мне неоднократно подсовывали в управлении. Да, он плохо умел ориентироваться в незнакомой ситуации, вычислять, определять, быстро принимать решения. Он только учился всему этому у меня. Как же он сумел разгадать головоломные стихи, составленные неведомыми пришельцами?

Стажер слегка смутился под моим пристальным взглядом, вытащил радиометр и защелкал тумблерами. Выражение его лица изменилось.

— Можем возвращаться? — спросил я.

— Кажется. Посмотри сам, — он протянул мне прибор.

Когда мы выбрались из пещер, я включил приемник связи с телезондом. На экране возникли развалины подсобных башен. Около них валялись искореженные роботы.

— Аварийная программа не помогла, — резко сказал я, не понимая, на кого злюсь. Программа была составлена безукоризненно. Но землетрясение оказалось слишком сильным. Я представил, как когда-то рушились от толчков на этой планете дома и храмы, как взлетали, падая затем на селения, каменные ядра, раскалывалась почва, открывая зияющие трещины и поглощая все, что попадало туда. Огненными реками растекалась лава, застывая в виде дворцов и храмов, людей и животных, — словно бы возводя памятники погибшим. Выбегали из своих домов аборигены, пытались спасти — кто детей, а кто — нажитое, накопленное, и среди вещей, возможно, были украденные из дворца сокровища — статуи, покрывала, приборы, которых не умели применять. Но ничего спасти не удалось — молясь и проклиная, погибали мужчины, женщины, дети…

А дворец бесстрастно стоял на голом плато, и молча лежала в нем оставленная — за ненадобностью — книга со странными стихами…

Я связался с кораблем, и Сергей спросил:

— Вызовешь «челнок» с новыми роботами?

Я оценил его усилие «быть скромным» и высказал то, чего не решился он:

— Теперь-то мы знаем место, где следует строить станцию наблюдения.

Сумрачная тень от облака легла на лицо стажера, сделав его на миг угловатой и значительней. Но облако проплыло, тень слиняла — и снова передо мной был «Патефон» с пухлыми щеками. Он раскрыл карту, а я начал передавать запрос на корабль…

За открытым окном качались ветки сирени. Узоры двигались по занавесу, и мальчику казалось, что за окном ходит его мать. «Белая сирень» — ее любимые духи.

— Папа, мама вернулась.

Мужчина оторвал взгляд от газеты. Он не прислушался к шагам, не подошел к окну — только мельком взглянул на часы.

— Тебе показалось, сынок. До конца смены еще полчаса. И двадцать минут на троллейбус…

Он удобней улегся на тахте и снова уткнулся в газету.

Прошло несколько минут. Отчетливо слышался стук часов, и это было необычным в комнате, где находился бодрствующий восьмилетний мальчик. Взрослый повернул к нему голову, увидел, что сын рассматривает картинки в книжке, и успокоился.

— Папа, в газете написано про Францию?

Удивленная улыбка появилась на лице мужчины:

— Почему тебя заинтересовала Франция?

— Нипочему. О Гавроше там ничего нет?

«Вот оно что. Он прочел книгу о Гавроше», — подумал взрослый, удовлетворенный собственной проницательностью.

— В газете пишут, в основном, о последних новостях, о том, что делается в мире сейчас. А Гаврош жил во времена Французской революции. К тому же, это лицо не настоящее, а вымышленное — из книги Виктора Гюго.

Заложив пальцем прочитанную страницу, мальчик закрыл книгу и взглянул на обложку.

— Ну и что же, что Гюго. Гаврош все равно жил.

Взрослый приподнялся, опираясь на локоть. На его щеке краснел, как шрам, отпечаток рубца подушки.

— Не совсем жил, сынок. Как бы это тебе объяснить… Были, конечно, такие мальчишки. Но Гаврош, каким он показан в книге, жил лишь в воображении писателя. Гюго его придумал.

Он умолк, считая объяснение исчерпывающим.

— Видишь, как ты сам запутался, папа, — с досадой проговорил мальчик. — «Жил, но не совсем». Просто ты, слабо разбираешься в некоторых вещах.

«Он повторяет Зоины слова», — подумал мужчина и с некоторым раздражением произнес:

— Конечно, я ничего не смыслю в истории и книгах. Я никогда не был мальчишкой и совсем забыл, что яйца должны учить курицу.

— Ты просто забыл, как был мальчишкой, — слова звучали примирительно. Маленький человек решил, как видно, быть терпеливым и снисходительным, вспомнив, что его завтра могут не пустить в кино. — А Гаврош жил во Франции. Там есть еще такой город Париж…

— Столица, — подсказал взрослый.

Мальчик внимательно посмотрел на пол, будто там он мог проверить слова отца.

— Пусть будет столица, — согласился он. — Но это неважно. Важно, что там была Коммуна.

Его глаза сузились, напряженно вглядываясь во что-то. Взрослый посмотрел туда же, но ничего не заметил.

— Этот Гаврош был вовсе не из книги. Он жил в рабочем предместье. А уже оттуда попал в книгу. Он любил бродить по берегу реки…

— Сены, — подсказал мужчина, но мальчик не слышал его слов.

— Там была каменная лестница, по ней он спускался к самой реке. Его встречал рыбак с длинными усами и в шляпе, похожей на старую кастрюлю без ручек…

«Фантазирует, — улыбаясь, думал взрослый. — Но откуда такие подробности: каменная лестница, старая шляпа с заплатами…»

— По реке плыли груженые суда, — продолжал мальчик, время от времени поглядывая на одному ему видимую карту с лесом и парками, отчетливо выделенными узором ковра; с прохладными озерами, притаившимися в выщербинах паркета. Тень от письменного стола, которая обычно определяла границы большой, темной и угрюмой страны, сейчас была главной буржуйской площадью. Тень от ножки торшера обозначала реку.

Это была особая карта, где город в один миг мог превратиться в государство или в океан, озеро — в дом, река — в улицу или одновременно быть и рекой и улицей.

— От усатого рыбака Гаврош узнал, что завтра будет бой с главным буржуйским полком. Гаврош должен был взять свой барабан и просигналить по кварталам предместья сбор…