Дмитрий Филимонов - Последний компьютер Адамса

— Спасибо, друзья. — удовлетворенно пробасил Андерс. — Можете выпить бокал-другой. Вы неплохо поработали за последние два столетия. Теперь можно отдохнуть.

Он улыбнулся и, обращаясь к залу, с легкой дрожью в голосе торжественно и тихо произнес:

— Это победа.

Зал взорвался аплодисментами.

«Слишком уж они все радуются, — неожиданно скептически подумал Адамс. — Не рано ли?»

Впрочем, он тут же отрекся от крамольной мысли, столь неуместно всплывшей в такой праздничный, долгожданный час.

Проснулся Адамс от частого противного стука. Стучало где-то совсем рядом: не то возле уха, не то около подбородка.

«Что бы это могло быть?» — туманно подумал он.

Постепенно стук идентифицировался в области рта, и Адамс с трудом, но понял-таки, что стучат его собственные зубы. Одновременно пришло и чувство холода. Глаза, однако, не открывались, и он пошарил рукой вокруг в надежде найти одеяло. Вместо одеяла его рука нащупала банку пива, па дне которой при встряхивании еще что-то булькало. Отпив несколько глотков и полежав неподвижно минуты две-три, Адамс попытался перевернуться. Это оказалось делом нелегким, поскольку кровать под ним была на редкость жесткой и скользкой. Вскоре выяснилось, что никакая это вовсе не кровать, а линолеум в шашечку, которым Адамс не так давно застелил полы в кухне. Допив пиво, начинающий трезветь гений поднялся на четвереньки и, осмотревшись, понял наконец, почему ему так холодно и скользко.

Он действительно находился в собственной кухне, на полу, причем около открытого холодильника, из которого выползали тоненькие белые змейки ледяного воздуха.

Из верхней одежды на Адамсе был только красный в горошек галстук и полосатый носок в единственном числе, сбившийся к пятке. Второй носок находился почему-то в холодильнике, напяленный на большую лапу жареного, наполовину съеденного и перемазанного невесть чем бройлера. «Невесть чем» характеризовалось по большей части лиловой губной помадой.

Пошарив глазами, Адамс обнаружил и кое-что из «нижнего», нагло висящим на люстре, которое при более пристальном осмотре оказалось розовыми женскими трусиками, неизвестно как вознесшимися на недосягаемую обычно для данных вещей высоту.

С возгласом: «Отдай, дура!» Адамс стянул с курицы носок и запустил им в люстру. Бросок удался и создатель БОГа стал обладателем сразу двух ценных в его положении вещей.

Носок оделся сразу, с трусиками пришлось помучиться. Но значительно теплее почему-то не стало, и тогда Адамс, дотянувшись до стоящей в холодильнике бутылки виски, отвинтил мерзко упрямую крышечку и сделал пару глотков, после чего осторожно поднялся и закрыл холодильник.

Стало намного теплее.

Из комнаты донесся хриплый невыразительный стон, и Адамс, покачиваясь, направился к источнику звука. По пути он нашел одеяло, в которое была завернута кофемолка с недомолотыми зернами, встряхнул его, едва не завалившись от собственного резкого движения, и накинул на плечи.

В комнате царил невообразимый развал. Все, что должно стоять — лежало, а все, что должно лежать — висело.

— Адамс, мать твою! — захлебнулся стоном голос. — Помоги.

— А где ты? — вопросил Адамс, тупо озираясь по сторонам в надежде увидеть просящего.

— Да под диваном, дубина!

— А-а… — многозначительно протянул Адамс и направился к перевернутому дивану.

Отодвинув последний, он обнаружил абсолютно голого шефа, который одной рукой, конфузясь, прикрывал висюнчика, а другой, сжав пальцы в кулак, шутливо грозил своему спасителю.

— Не желаете, шеф? — Адамс потряс бутылкой виски.

— Я не пью с утра, строго ответил Андерс, пытаясь втиснуться в собственные брюки.

Впрочем, это удалось бедняге только наполовину. Обреченно махнув рукой, он взял протянутую ему бутылку и в два глотка опустошил ее содержимое.

— Эх-а! — удовлетворенно крякнул он и шмыгнул носом. — Ну, Адамс, ты вчера…

— А что я вчера? — глупо улыбаясь, с легким испугом перебил Адамс.

Он ничего не помнил.

— Да нет, — успокаивающе произнес шеф, — ничего страшного. Банкет помнишь?

— Помню.

— Двух балерин после помнишь?

Адамс посмотрел на жмущие во всех отношениях розовые трусики и несколько неуверенно, но все же отрицательно покачал головой.

— Ты их почему-то сразу невзлюбил, — шеф поднял с паласа надломленную сигарету, разорвал по месту надлома и прикурил остаток от зажигалки, которую, не глядя, вытащил из цветочного горшка.

— А чего они? — продолжал пытать Адамс, с трудом припоминая двух тощих девок с лошадиными мордами и острыми коленками.

— Да ничего, — ухмыльнулся шеф, — Нормальные бабы. Сделали все, что могли, а ты их после, в чем мать родила заставлял танцевать менуэт из какого-то классического балета.

— Танцевали?

— Нет, — шеф зевнул, — корриду устроили. Весь дом вверх ногами поставили.

Этого Адамс вспомнить уже не мог.

— А куда они делись, шеф? — на всякий случай спросил он Андерса, в глубине души надеясь, что момент расставания был вполне приличен.

— Ты их выгнал.

— Как, голых? — застыдился Адамс.

— Чего-то они успели напялить, а потом появился ты с бройлером в руке и, размахивая им, как булавой, выгнал бедных девушек к такой-то матери. И орал еще что-то непотребное.

— Что? — совсем сконфузился Адамс.

— Погоди, дай вспомнить… — шеф погасил окурок в блюдце с порезанным лимоном. — А-а, вот, кажется… да-да, ты размахивал бройлером и орал: «Фуэтё-фуэтё! Жопу мыть надо!»

Адамс густо покраснел. Такого он от себя не ожидал.

— Но сообразителен, сообразителен! — захохотал шеф. — Бройлер-то жареный, жирный, скользит, так ты на него носок напялил и пошел, и пошел! — он еще раз всхохотнул, вспоминая сочную картину вчерашнего веселья.

— И как это я так? — убито пробормотал Адамс, догадываясь о происхождении губной помады на бройлере.

— Ну ладно, ладно, — ободряюще похлопал его по плечу Андерс, — с кем не бывает? Сейчас смотаемся в баньку, приведем себя в порядок. Нормально!

Адамс виновато улыбнулся.

После бани они заехали в лабораторию.

— Как дела, БОГ? — спросил Адамс.

— Все в порядке, создатель, — ответил шар.

— Ну и хорошо, — констатировал шеф. — Поедем-ка в ресторанчик, пообедаем, поговорим о будущем. У тебя какие планы?

— Да никаких, — буркнул Адамс. — Может, писателем стану.

— Правильно, — воодушевился Андерс. — Тебе есть о чем рассказать. Ты еще застал время, когда человеку было необходимо выполнять какую-либо работу. Детство у тебя, вроде, не особенно светлым было. Вот и опиши все это.