Абдухаким Фазылов - Судьбы вертящееся колесо

И вот обалдевшему от такого поворота дел Рустаму в издевательско-торжественной обстановке было поручено это «почетное задание» в качестве основной его темы в институте. А со следующего дня началась предусмотренная заранее процедура «освобождения» его от химии — проще говоря, у Рустама начали отбирать уникальные приборы (мол, для использования их в лабораториях, где «действительно занимаются катализом»), затем сотрудников (естественно, «в общеинститутских интересах»), а под конец и лабораторные помещения.

Обобранный догола, отстраненный от привычных дел и на всякий случай несколько раз публично скомпрометированный перед сотрудниками института (чтобы публика перестала верить в его способности в химии), Рустам ходил потерянный, с видом изрядно побитой, но в меру подкармливаемой дворняги (да простит он меня — более достойного сравнения я не нашел). Через некоторое время Рустам, не найдя другого выхода, смирился со своей участью и, прекратив сопротивление, со свойственной ему серьезностью взялся за проблему измерения влажности хлопкового волокна. Вскоре по институту пополз слух, что его потрепанная группа делает совсем уж неожиданные успехи. Под руководством Рустама она за короткое время сделала несколько изобретений. Потом стало известно, что там сконструировали остроумный прибор для экспресс-анализа влажности волокон хлопка, который пункты приема хлопка-сырца начали вырывать у него с руками. И тогда «Правая рука» и Бузрукходжа Саидходжаевич, временно оставившие Рустама без «присмотра», опять зашевелились. Как же так: кто-то в институте напал на золотую жилу — тему, результатами которой, кажется, начали интересоваться даже солидные министерства, а они, можно сказать, хозяева института, от которых все и должно исходить и которым должны приписываться любые стоящие заслуги, выходящие из этих стен, оказываются в стороне. И все это из-за того, что они якобы обидели Рустама, отстранив его от химии? Ну что же, если даже и так? Все это было продиктовано только заботой о его, Рустама, благополучии. Еще не известно, добился бы он в химии чего-нибудь подобного!

И вот реакция тандема корифеев на неожиданные успехи Рустама — многострадальный уже две недели не может получить визу директора на статью, где авторами значатся он сам и никому не известный лаборант. Какая наглость! «Правая рука» вначале вернул статью незавизированной, указав на самую безобидную причину. Рустам, естественно, ничего не понял и, добросовестно выполнив «указания», опять пришел за подписью. Тогда «Правая рука» намекнул на малочисленность авторов. Простак Рустам не нашел ничего лучшего, как заявить, что больше никто не работал и не участвовал. Пришлось в открытую втолковать, чего от него хотят, естественно, при закрытых дверях. Непонятливость Рустама неожиданно превратилась, как с огорчением жаловался потом «Правая рука», в ослиное упрямство. На этот раз Рустам действительно решил не сдаваться и заявил, что пожалуется директору («Надо же быть таким идиотом, — думал уставший от препирательств «Правая рука». — Неужели непонятно, по чьей установке я действую?..»).

Так вот, с утра попался мне уныло бредущий по коридору Рустам.

— Как дела? — спросил я у него с покровительственной уверенностью, приобретенной вследствие сговора с шайтаном.

— Не визируют, — тихо проговорил Рустам, рассеянно проходя мимо. Я его остановил.

— У шефа был?

— Был. Не стал даже вникать. Сказал, пусть Расул Сагдуллаевич решает этот вопрос сам, — упавшим голосом сказал Рустам.

— Что собираешься делать теперь?

— Не знаю…

Понятно, что Алиму Акрамовичу не надо было вникать в суть дела, в курсе которого он, несомненно, находился. Пусть «Правая рука» заставит Рустама записать в соавторы его и Бузрукходжу Саидходжаевича и, если сможет, так же и себя, а директор как будто и не имеет к этому грязному делу никакого отношения, в случае чего можно будет даже возмутиться «этим безобразием». А если не сможет, то это минус в «активе» «Правой руки». Факт наличия таких минусов в «активе» подчиненных шеф оценивал весьма высоко. Это ведь те прелестные педали, нажимая на которые (упрекая ими «с умом» и в нужные моменты) можно эффективно управлять людьми, особенно подчиненными. Прекрасно понимающий подобные тонкости «Правая рука» (ведь Расул Сагдуллаевич тоже готовил себя в руководители) только через свой труп пропустит статью Рустама. Круг, таким образом, замкнулся. Рустам будет ходить по нему до тех пор, пока не сдастся и не сделает все, чего, пожелает «Правая рука». После встречи с Рустамом меня осенила идея — вот где можно испробовать возможности шайтана.

Сегодня на десять часов у директора назначено небольшое собрание для обсуждения хода выполнения хоздоговорных работ. Тема Рустама тоже должна быть заслушана. Возможно, там Рустам попытается как-то поднять вопрос о своих незавизированных статьях…

Просторный кабинет директора… Длинный стол заседаний, во главе которого сидел сам Алим Акрамович, изобразив на лице привычное озабоченно-деловое выражение. Не прерывая собрания, он то и дело вызывал к себе главного инженера, водителя служебной «Волги» или кого-нибудь из своих доверенных приближенных и с не менее серьезным и озабоченным видом на специальном, понятном только вызываемому языке давал какие-то указания (все, конечно, догадывались, что, например, главный инженер получил указание немедленно наладить ремонт протекающего со вчерашнего дня водопроводного крана в его квартире, а водитель «Волги» должен отвезти его жену в гости, куда сразу же после совещания отправится и сам Алим Акрамович). Временами директор прерывал докладчика и переспрашивал какой-нибудь случайно попавшийся момент доклада, чтобы подчеркнуть, что все слушает и понимает. Выступающий после этого с большим жаром акцентировал все свое внимание на этом, иногда не имеющем прямого отношения к основной теме доклада второстепенном моменте, пока директор с отеческой снисходительностью не давал понять, что можно продолжать дальше.

После каждого сообщения Алим Акрамович в туманных выражениях формулировал оценку качества и темпы выполнения работ. Присутствующие с преданным вниманием слушали его. А наиболее смелые приближенные, вроде «Правой руки» и доктора наук Эшанходжаева, осмеливались даже высказать «свое» мнение, которое в основном сводилось к подсказыванию шефу наиболее удачных фраз, «работающих» на его сиюминутное настроение и замыслы. Ну, а если кто-то решался на выступление, то должен был умудриться построить его, перефразируя околесицу шефа — притом из расчета не менее двух ссылок на его имя в одном предложении.