Александр Казанцев - Спасите солнце (Льды возвращаются - 1)

- Смотрите. Как два мира. И разделяет их холод...

- А это неплохо сказано. Холод вроде бы действительно возвращается на Землю. Слишком много сильных мира того, тоскующих по былому климату "холодной войны".

- Они, - выдавила из себя Шаховская, - не верят в договоры, не верят в мирные намерения.

- Не верят? А во что они верят? Они не допускают мысли, что человечество может жить в мире. В состоянии преодолеть и энергетический и обычный голод. А разве неосуществимы проекты Великой Гибралтарской плотины, проекты использования силы морских течений, приливов и отливов?

- В мире очень многое можно сделать.

- И в мире частной инициативы, хотите вы сказать?

- Они просто так называют себя.

Буров усмехнулся.

- Инициатива имеет наибольший успех, когда человечество действует сообща. Тому примером Арктический мост, великие космические рейсы...

- Я всегда мечтала полететь в космос. Но... только одна.

- Вот как?

- Чтобы ни с кем не разделить славы! - с вызовом рассмеялась Шаховская.

- К сожалению, ракеты пока еще нацелены не только в космос.

- Куда же еще?

- Не только друг на друга, но и в Африку.

Шаховская нахмурилась.

- Мир связан договорами.

- Вы сами сказали, как верят у них в договоры. Их или не ратифицируют, или денонсируют.

- Да, холод может вернуться...

- Это вы хорошо сказали, - повторил Буров. - Только не будем продолжать сравнение. Тепло иссякает... Льды возвращаются в отвоеванную у Ледовитого океана полынью. Вы слышали о погасшем "Подводном солнце"?

Шаховская оглянулась, посмотрела на него, огромного, тяжелого, со лбом мыслителя. Она заметила, что Буров любовался ею.

- О погасшем "солнце" все слышали, - задорно сказала она, - но почему оно погасло, никто не ответит.

- Как знать! - лукаво сощурясь, неожиданно для самого себя сказал Буров и тут же поймал себя на том, что красуется перед незнакомой женщиной.

Она заинтересовалась:

- Уж не туда ли вы направляетесь, мужественный незнакомец?

- Вы проницательны.

- Тогда вы по меньшей мере несете с собой готовое решение, которого трепетно ждут беспомощные научные светила.

Он нахмурился, задетый за живое:

- Если бы вы были физиком, я не поскупился бы на информацию.

- Стоит ли опускаться до неуча!

Буров посмотрел на нее сверху вниз.

- Наверное, уже все перезабыли, - предположил он.

- Ну, знаете ли!.. Впрочем, это меня интересует разве что только ради того, чтобы получить о вас представление.

- Благодарю за интерес. Что ж... могу сознаться. У меня отнюдь не готовое решение. Только гипотеза, которую я мечтаю подтвердить.

- Мечтаете? Вот вы какой? А у вас есть факты, на которых вы основываетесь?

- Мне известно явление. Ядерные реакции в районе "Подводного солнца" вдруг стали невозможными. Я отвечаю почему.

- Не кажется ли вам, что гипотезы можно выдвигать только в объяснение фактов?

- Старая песня тех, кто отмахивается от нового слова. А разве у Джордано Бруно, дерзко высказавшего мысль об обитаемости иных миров, были факты в подтверждение его гипотезы? Но гипотеза эта, за которую он был сожжен инквизицией, заставила в наше время искать факты в ее подтверждение. Нет, милая незнакомка! Гипотезы можно выдвигать не только на основе фактов, но и для того, чтобы искать факты в определенном направлении. Этим и должны заняться ученые в районе "Подводного солнца".

- Так и предоставьте им выдвигать гипотезы на основе найденного. Меня учили, что научные гипотезы вправе выдвигать только ученые.

- Если не ошибаюсь, вы не хотите признать за мной такого права? Считаете, что, прежде чем говорить на научную тему, надо предъявить справку ученого совета о присвоении степени. А как быть с учителем Циолковским, с часовым мастером Мичуриным, с лабораторным служителем Фарадеем?

- В недурной ряд вы себя ставите!.. По другую вашу сторону я бы еще поставила Василия Буслаева, Степана Разина и Ермака Тимофеевича... когда он еще не был завоевателем, а только разбойничал.

Буров разозлился:

- Уж если бы я был разбойником, то просто выкинул бы за борт такую княжну, как вы.

Она засмеялась.

- А что вы знаете об этой княжне? - Шаховская почему-то выделила последнее слово.

- Скажите мне, что вы любите и что ненавидите, и я определю, кто вы.

- Извольте. Люблю такое: "Завеса сброшена, ни новых увлечений, ни тайн задумчивых, ни счастья впереди..." Зовут меня Лена.

- Почему Надсон? - удивился Буров. - Это так с вами не коррелирует.

- А вы, конечно, должны стихи писать сами.

- Почему?

- Ну, как Суворов. Вы должны делать что-нибудь совсем вам не соответствующее.

- Например, сочинять сказки.

- Сочините мне сейчас какую-нибудь сказку, и я все скажу про вас.

- Хорошо. Я попробую. Ну о чем?

- О лесе.

- Хорошо. О лесе. Жил-был лес, угрюмый, вечно ворчал на каждое дуновение ветра.

- Ворчал лес? Забавно. Дальше, - приказала она.

- Деревья в лесу были изогнутые, узловатые, толстые, всем недовольные... И особенно возмущались они совсем непохожим на них белоснежным деревцем, которое распускало золотившуюся полупрозрачную листву. Толстухам казалось это непристойным - стоять такой белоснежной на обрыве, у всех на виду. И они трясли ветками, наклонялись друг к другу и наушничали...

- И в лес пришел художник, - подсказала Лена.

- Да. В лес пришел художник, который жил в мире ханжей, как березка в этом лесу. Он захотел нарисовать ее... И нарисовал ее такой, какой она ему представилась. Он сделал это и ужаснулся. Он знал, что его все осудят, призовут к правителю города, сожгут перед ратушей его полотно. Тогда он закрасил написанное, оставив только одну березку, кора которой была как кожа женщины...

- Так говорил Марко Поло

- Художник никому не показал своего творения. Он скоро умер от пьянства писал не то, что хотел. Вдова, у которой он снимал мансарду, стала за долги распродавать его вещи. Но картину с березкой никто не купил, и она досталась бедному студенту с мечтательной душой.

- Он должен был поселиться в той же мансарде.

- Да. В той же мансарде. Но большое окно там за делали, чтобы не было так холодно, оставили лишь совсем маленькое слуховое окошечко. И в это окошко только раз в день, вечерней зарею, заглядывал луч солнца. Однажды студент, отвлекшись от латыни, которую зубрил, взглянул на березку в тот момент, когда по ней скользнул волшебный луч. Взглянул - и ахнул. Каким-то чудом из-под красок проступили другие, береста березки слилась в белизну нагого женского тела, золотистая листва стала ниспадающими кудрями, и на студента смотрели зовущие глаза... Юноша бросился к картине, но видение исчезло - он заслонил собой горящий луч... Студент перестал ходить в кабачки, не пил больше пива с друзьями; вечерами просиживал около своего слухового окна, ожидая, когда волшебный луч оживит волшебную девушку... И она появлялась ему на миг, появлялась и исчезала... И была она его тайной до самой глубокой старости, когда стал он прославлен и знаменит. И все он ждал, что сойдет она когда-нибудь к нему с полотна, все ждал...