Сергей Герасимов - Голый человек

Он взглянул на часы. Прошло двадцать шесть минут из получаса, отмеренного заранее и точно, как доза лекарства.

Быстро закончив суп, он подождал последние двадцать секунд и открыл крышку кастрюли, выключил газ. Мутные струи опали и вода стала прозрачной. На дне сидел скорпион средней величины. Прын постучал по железной стенке и скорпион довольно резво передвинулся. Полчаса кипячения ему не повредили. Канавы с дегтем такой тоже не испугается, но это другой вопрос.

Прын был умен. Умен не силой или глубиной отвлеченной мысли и не примитивной практичностью мелкого барышника, а умением найти нужную точку и давить на нее до самого конца.

Говорят, есть такие собаки, которые не разжимают зубов даже после смерти. Такие страшней всего.

Он вышел из дома и пошел к погребу. День был жарок, как сковородка. Над кучей битых кирпичей зудели вечнозеленые мухи. В тени валялся ничейный Шарик, из-за жары похожий на большую пыльную тряпку благородной расцветки: бабушка Шарика была наполовину овчаркой. Шарик был доброй собакой, но в остальном похож на своего благодетеля: имел имел такие же тяжелые челюсти и любил охотиться за людьми; из-за своего малого роста предпочитал детей и особенно, предусмотрительный, девочек.

Прын взглянул на солнце и зажмурился. Ему всегда доставляла удовольствие легкая физическая боль – боль ожега, ослепления или удара. Иногда по вечерам, когда было нечего делать, он колол себя иголкой в ладонь, иногда резал предплечье безопасной бритвой и не останавливал кровь, давая ей высохнуть, иногда вырывал себе волоски возле ушей.

– Шарик, сюда! – скомандовал он.

Шарик встал и потянулся во всю собачью длину, открыл пасть шире чем гиппопотам из сказки про Айболита и высунул язык до самой земли.

– Иди со мной.

Он открыл дверь погреба и вдохнул холодную зеленую сырость. Там, внизу было слышно легкое потрескивание, как будто кто-то ломал яичную скорлупу. Три верхних ступени были чисты, но дальше скорпионы двигались и ползали большим шевелистым ковром. Почему-то эти создания предпочитали низкие места.

Он взял Шарика на руки и приласкал, чтобы собака не боялась, и бросил вниз. Фиолетовые волны беззвучно сомкнулись, только треск скорлупы стал слышнее.

– Даже вякнуть не успел, – проговорил Прыщ задумчиво и продолжал стоять, глядя на подвижные отблески.

Каринка с Маринкой плакали в четыре ручья. Немного от боли Каринку слегка укусил скорпион когда она лазила по зарослям крапивы) но в основном из желания вымолить прощение. Метод детей и женщин – полстакана слез и ты прощена.

– Сколько раз я повторял что не стану больше повторять? – горозно вопрошал старый Кац.

Вопрос относился к лазанию по чужим сараям. Каринка с Маринкой открыли краны до упора. Слезы стекали четырьмя глязными полосочками.

Старрый Кац был еще не очень стар, он легко поднимал мешок цемента, и совсем не был евреем, что легко замечалось по его физиономии. Его голова была похожа на толстую деревянную чурку – такую, на которой рубят дрова, а ей хоть бы хны – он был усат усатостью, сползающей вниз, и краснолиц здоровой краснолицостью богатырских пьяниц. Старый Кац был мужем Андревны и отцом Яши, единственным человеком, на которого Яша обращал внимание и которого слегка боялся.

– Ну, я спрашиваю!

Ввиду неопределенности вопроса Каринка с Маринкой продолжали равномерно плакать.

Появился Прын, как всегда неожидано материализовавшись из ниоткуда. Старый Кац вздрогнул.

– Тебе что?

– Голый человек, – сказал Прын. – Они лазили в сарае, чтобы посмотреть на голого человека.

– На Нестора, что ли?

– Да, из кваритры 19.

– Да на что у него смотреть? – серьезно удивился старый Кац.

Старшая Каринка неожиданно прекратила плакать и заявила:

– Есть на что!

Прын открыл пасть и засмеялся.

– Чего смеешься?

– Посмотри на малявку!

Каринка снова прекратила плакать и заявила, что ей десять лет (прибавив восемь месяцев), а в таком возрасте раньше замуж выходили.

– Замуж собралась, – сказал Прын, – ох не к добру это все.

Старый Кац пока не клюнул.

– Что не к добру?

– Не годится голым в окне стоять. Смотри, что с детьми делается. Я бы за такое…

Старый Кац потемнел.

В четыре двадцать пополудни в городе отключилась канализация. Еще через час были перерезаны подземные электрокабели и электричество не смогли восстановить. Бодрые радиопередачи прекратились. Становилось тихо и страшно. В канализационных колодцах кишело нечто невнятное и приподнималось, приподнималось, грозя выплеснуться на улицы смертельным потоком. Единственный отель – многоэтажный «Гостеприимный» был срочно эвакуирован, потому что начал оседать фундамент. Говорили, что «Гостеприимный» построен над бывшими каменоломнями, а в каменоломнях…

Андревна надела парадный платок (оранжевый с желтым) и накрасила губы, как в праздник. Она была худа и жилиста от ежедневных трудов, и даже в таком возрасте помада ей шла.

Сзади Андревну можно было принять за девушку, настолько хорошо сохранилась ее фигура. Она привычным движением приостановилась у зеркала, не замечая себя.

– Ну что, пойдем что ли?

– Ага, – ответил Кац.

Они поднялись на второй этаж к квартире номер 19 и старый Кац вдавил кнопку звонка мутным желтым ногтем.

– Есть кто-нибудь?

– Я не могу выйти, – ответил Нестор.

– Почему это?

– Я не одет.

– Тогда оденься, я подожду.

Старый Кац вопросительно посмотрел на Андревну; Андревна кивнула.

– Я занят, – сказал Нестор из-за двери.

– Я те дам занят, – проговорил Кац, понемногу распаляясь. —

Я к тебе пришел!

Он ударил в дверь ладонью и упали, разбившись, несколько кусков штукатурки.

Андревна отрицательно покачала головой.

Кац снова остыл.

– Хорошо, я тебя подожду, – сказал он с мрачной уверенностью.

Они спустились и стали ждать на крыльце.

– Он не выйдет, зря это все, – сказал старый Кац.

Снова появился Прын.

– Не вышло?

– Лучше уйди, не зли меня.

Прын не стал злить, но остался.

Они долго стояли молча. Приближался вечер, уже угадывался в особенной тишине и в спокойствии мутного тумана над полями.

– Как твоя лодка? – спросил Прын.

Старый Кац единственный в округе имел большую моторную лодку, настоящий катер.

– А тебе зачем?

– Хочу купить.

– Не хватит денег.

– Ну хоть дай покататься.

– Ты умеешь?

– Нет, – ответил Прын и снова замолчал.

Водить катер умели только старый Кац и Яша. И это решало дело. Подумав, Прын выбрал Яшу.

Во дворик вошла Светлана. Она выглядела озабочено-беспутно, похожая на путану, которой не везет с клиентами. Несмотря на жару, она была в кожаной курточке и широких кожаных шортах до колен.