Роберт Джешонек - Боязнь дождя

Не то чтобы завтрашнее утро выдалось для Джонстауна таким уж радостным.

Вдалеке гремит гром, и мистер Флад смеется. Он снова стучит тростью, и опять вспыхивает молния.

— Вода, вода повсюду, — говорит он. — И ни у кого нет ковчега.

Он сдергивает с моей головы капюшон и взлохмачивает волосы, он новыми ударами трости вызывает молнию и гром, а я задаю себе вопрос.

Я задаю себе вопрос, стану ли такой же сумасшедшей, когда доживу до его лет.

И я думаю о том, какой будет жизнь без него после этого вечера.

Ливень хлещет потоками, пока мистер Флад ведет меня от станции наверх, на вершину холма. Ветер бросает в лицо плотные струи, и кажется, будто на нас выплескивают одно за другим ведра воды.

Продвигаясь боком, чтобы уменьшить сопротивление, я замечаю пожилую даму, владелицу лавки сувениров, которая запирает дверь магазина и ныряет в потоки дождя. Люди выбегают из близлежащего ресторана, и посетители, и официанты, и официантки устремляются к своим машинам. Кондуктор, который привез нас наверх, мчится мимо, он промок до нитки всего через несколько шагов.

Все спешат добраться домой, так как буря разыгралась не на шутку. Скоро вся станция «Уклона» и ресторан закроются и опустеют. Эвакуироваться отсюда не имеет смысла, потому что эта возвышенность — одно из самых безопасных мест во время наводнения в долине. Только я думаю, никто не представляет, что произойдет дальше.

Кроме мистера Флада и меня, разумеется.

Щурясь от дождя, я выхожу вслед за мистером Фладом на цементную смотровую площадку, которая пристроена к склону горы рядом со станцией. Я вся съежилась, а старый мистер Флад чуть не бегом устремляется к ограждению на краю площадки.

Я подхожу к нему и смотрю вниз. Я вижу, что наводнение вот-вот начнется. Река Стоуникрик у подножия холма стремительно поднимается, она наполняется быстрее, чем течение успевает унести воду.

— Сейчас мы будем творить историю, — говорит мистер Флад, барабаня пальцами по металлическим перилам. — Как тебе нравится участвовать в том, о чем люди будут спорить даже через сотню лет?

Тут я поворачиваюсь к нему. Его глаза стали мокрыми; мне кажется, это слезы радости, а не только капли дождя. Его бледные щеки горят от волнения, и у меня перехватывает дыхание.

— Я не хочу, чтобы ты уходил, — говорю я ему. — Прошу тебя, не покидай меня.

Мистер Флад улыбается и похлопывает меня по спине.

— Спасибо, — отвечает он. — Когда моя предшественница скончалась, я был рад ее уходу. У меня на душе становится хорошо, оттого что ты чувствуешь иное.

Как обычно, я не могу пробиться к нему.

— Отмени наводнение, — прошу я. — Пойдем домой.

— Жители Джонстауна рассчитывают на нас, — возражает он. — Мы обязаны спасти их образ жизни.

— Так баллотируйся на пост мэра! — говорю я ему. Мистер Флад запрокидывает голову и громко хохочет, позволяя дождю литься прямо в открытый рот.

— Эй, мне это нравится! — отвечает он. — Потоп, выбранный мэром Джонстауна! Это здорово!

— Я серьезно, — настаиваю в отчаянии, потому что знаю: он принял решение уже давно. — Не делай этого. Не уходи.

— Ты поймешь, — говорит мистер Флад и легонько проводит кончиками пальцев по моей щеке. — Когда настанет твое время передать факел, ты все поймешь.

Я чувствую слезы у себя на глазах, но это не слезы радости. Я знаю, люди назвали бы его злым и безумным, — и, наверное, мне нечего им возразить, но у меня нет другого отца. И вообще никого нет. Всю мою жизнь меня ограждали от жизни — и все время учили, как устроить наводнение в городе Джонстаун.

— Так давай начнем представление, — говорит мистер Флад с широкой улыбкой, а потом расстегивает молнию на брюках.

Завывая, как волк, он начинает мочиться со смотровой площадки у верхней станции «Уклона».

Как только мистер Флад «открывает кран», дождь вырывается на свободу. Он хлещет уже целый час, но это не идет ни в какое сравнение с океаном, который сейчас обрушился с неба.

Закончив, мистер Флад застегивает брюки, а затем изо всех сил обрушивает трость на перила. И сейчас же острый зигзаг молнии устремляется вниз, к центру города.

Над головой грохочет гром. Он эхом отражается от стен долины, и все электрические огни Джонстауна, кроме фар автомобилей на улицах, разом гаснут.

На мгновение город становится тихим, неподвижным и темным. Потом, сквозь шум дождя, я слышу нарастающий хор криков и вопли автомобильных гудков. Завывает одинокая пожарная сирена, к ней присоединяется другая, третья… Вспышки красно-синих огней пожарных и полицейских машин мелькают вдоль рядов темных зданий.

Вот оно, понимаю я, и мой желудок сжимает спазм.

История в процессе ее творения.

Мистер Флад опять ударяет тростью по перилам, и еще одна вспышка молнии прыгает на город. Гром гремит пуще прежнего, мистер Флад взмахом поднимает трость и тычет раздвоенным кончиком в небо.

Клянусь, во время тройной вспышки молнии, с шипением устремляющейся вниз, я вижу, как две змеи, вырезанные на трости, оживают и извиваются сами по себе.

Дождь становится все интенсивнее. Река Стоуникрик выходит из берегов, поднимается по наклонным, залитым в бетон для защиты от наводнений берегам, которые сегодня спасают от потопа не лучше, чем это было в 1977-м году.

С радостными воплями мистер Флад пускается в пляс.

Посреди смотровой площадки он выделывает коленца и кружится, будто ему двадцать лет, а не девяносто. Он танцует чальстон, линди-хоп, джиттербаг, мягко шаркает туфлями и вращается, словно неистовый дервиш. Он подпрыгивает и притоптывает, как индеец вокруг походного костра, потрясая своей тростью, словно церемониальным копьем.

Он вертит трость, будто жезл, подбрасывает его в воздух и ловит, когда раздвоенный конец отскакивает от цемента. Он бьет степ на манер Джина Келли и держит трость на плече, подобно зонтику, воспевая стихию дождя.

С каждым его движением дождь усиливается.

— Дождик, лей, не жалей, — кричит мистер Флад, выделывая нечто среднее между танцевальными па и прыжками футболиста в зоне защиты. — Футов пятьдесят налей!

У него сильная магия. Просто не верится, как быстро прибывает вода.

В долине под нами волна за волной накатывают из реки Стоуникрик. Машины сталкиваются друг с другом, натыкаются на дорожные ограждения и здания, водители либо ослеплены дождем, либо мечутся в панике из-за быстро поднимающейся воды.

Люди и сирены издают пронзительные звуки, словно запущенные в небо ракеты фейерверка. Из канализации бьют гейзеры, изрыгая крышки люков, которые потом с грохотом падают на мостовые или на стоящие у обочин автомобили.