Роберт Шекли - Алхимический марьяж Элистера Кромптона

- Но ваша честь, мне-то каково? Я, к своему несчастью, вынужден делить свое тело со Стэком. И любой вынесенный ему приговор падет на мою голову, что совершенно несправедливо.

- Чисто человеческая ситуация, мистер Кромптон, - мягко заметил судья.

- Но я невиновен в преступлениях, совершенных Стэком. А в основе юриспруденции, которую мы оба с вами исповедуем, всегда лежал принцип, что невиновный не должен пострадать ни в коем случае, даже если для этого придется освободить виновного!

- Но вы не невинны, - настаивал судья Градж. - Вы отвечаете за Стэка, а он за вас.

- Но как же так, ваша честь? И физически, и умственно мы были разъединены со Стэком, когда он совершал свои преступления.

- С позиции кармического закона шизофрения не может служить оправданием, заявил судья. - Все составные части ума/тела в ответе друг за друга. Или, проще говоря, левая рука так же подлежит наказанию, как и правая, укравшая варенье из банки.

- Отвод! - потребовал Кромптон.

- Отклоняю, - сказал судья. - Пусть выйдет сюда Стэк, процесс начинается.

Кромптон передал контроль над телом Стэку.

- Дэниэл Стэк? - спросил судья.

- Да, ваша честь, - ответил Стэк.

- Вот ваши обвинители. - Судья указал на расположенную прямо перед ним скамью. На ней сидели четверо мужчин, выглядевших так, будто они только что побывали в автомобильной катастрофе. Израненные, окровавленные, угрюмые - в общем, картинка из фильма ужасов.

Стэк подошел к скамье. Обвиняемый и обвинители посмотрели друг на друга. Затем Стэк кивнул им, и они кивнули ему в ответ.

- Да-а-а, - сказал Стэк, - никак не думал, что так скоро придется свидеться с вами. Ну и как вы?

Эбнер Лэндж, самый старший из его жертв, сказал:

- Да мы в порядке, Дэн. Ты-то как? Он говорил с трудом, потому что череп у него был разрублен топором.

- А я малость запутался, - сказал Стэк. - Но это слишком долго рассказывать. Давайте лучше ближе к делу. Вы что, ребята, что-то имеете против меня?

Мужчины неловко посмотрели друг на друга. Потом Эбнер Лэндж сказал:

- Да мы тут по делу об убийстве, Дэн, ты же нас убил. Мы - неизбежное следствие твоих поступков, и поэтому мы составляем главную часть твоей невыполненной кармы. Так они нам объяснили, но, по правде говоря, я не совсем понял, что к чему.

- А я так и вовсе ничего не понимаю, - сказал Стэк. - Но сами-то вы чего хотите?

- Черт его знает, - сказал Лэндж. - Они велели нам прийти сюда и выступить каждому за себя.

Стэк потер подбородок. Он был сбит с толку и не мог придумать, что ему делать с этими парнями.

- Ну что я могу сказать вам, ребята? Так уж получилось, - пробормотал он.

Один из пострадавших, Джек Тишлер, высокий мужчина с начисто отстреленным носом, заявил:

- Черт побери, Дэн, может, это вовсе не мое дело, но мне кажется, что от тебя здесь ждут раскаяния или чего-то в этом роде.

- Ну ясно, - сказал Стэк. - Я сожалею. Я прошу прощения за то, что поубивал вас всех, парни.

- Не думаю, что это все, чего они хотят от тебя, - сказал Лэндж. - Человек убил человека, и он должен сказать что-нибудь еще, а не промямлить просто "сожалею". Да разве ты на самом деле о чем-то сожалеешь, а?

- Да нет, пожалуй, - признался Стэк. - Это я из вежливости. А можете вы назвать мне хоть одну причину, по которой я действительно должен о чем-то сожалеть?

Жертвы задумались. Потом Рой Арджил сказал:

- Ну хотя бы из-за наших овдовевших жен и осиротевших детей. Как насчет них, Дэн? Стэк усмехнулся.

- Ты бы еще вспомнил о своих троюродных сестричках с их разбитыми сердцами и о любимых собачках. Вы, братцы мои, плевать на них хотели, пока были живы. Что это вас сейчас вдруг так разобрало?

- Дело говорит, - заметил Джим Лэниган.

- Дэн всегда был силен потрепаться, - согласился Лэндж.

- А если бы вы прикончили меня, вы бы сильно об этом сожалели? - спросил Дэн.

- Черта с два, - сказал Эбнер Лэндж. - Я бы и сейчас с удовольствием сделал это, если б мог!

Стэк повернулся к судье.

- Вот мы и разобрались, ваша честь, - сказал он. - Я всегда утверждал, что убийство надо рассматривать как преступление без жертвы, потому что ни до, ни после никто ни о чем не жалеет, и это в основном вопрос везения: кто убьет, а кто будет убитым. Поэтому я почтительно предлагаю: хватит разводить здесь этот базар, пошли выпьем на пару и забудем все это дело.

- Мистер Стэк, - сказал судья Градж, - вы являете собой пример морального уродства, и мне хочется дать вам по морде, да простится мне это простонародное выражение.

- Ах вот оно что! - сказал Стэк. - Ваша честь, не хочу оскорблять вас, однако разрешите не согласиться с вами по поводу морального уродства. С моей точки зрения, это вы слабы морально, когда преувеличиваете и придаете несоответствующую важность процессу ухода из жизни чувствующих существ. Вы заблуждаетесь, судья, все мы покинем сей мир, а каким образом - не так уж это важно. И кроме того, кто вы такой, чтобы сидеть там и судить о кодексе чести и о чувствах людей?

- Я фон судия, - с удовольствием отрекомендовался судья. - И поэтому я здесь сижу и творю суд над вами, Дэн. Должен признаться, я с интересом выслушал ваши логические обоснования, а ваши убогие потуги в области дискурсивной философии послужат прекрасным развлечением для моих коллег в клубе "Справедливость". А теперь мне осталось только объявить вам приговор, что я и сделаю не без удовольствия.

Стэк выпрямился и, не спуская глаз с судьи, сложил на груди руки в знак презрения.

- Und zo [Итак (нем.)], - сказал судья, - выслушав показания свидетелей, поразмыслив и взвесив все обстоятельства, я выношу следующий вердикт: отсюда вас отведут на место наказания, где подвесят вниз головой над котлом с кипящим коровьим дерьмом и заставят слушать симфонию до-минор Франка, исполняемую на игрушечной дудочке казу, до тех пор, пока кармометр не покажет, что ваша сперма сварилась и вы созрели для окультуривания.

Стэк отступил на шаг с выражением ужаса на лице.

- Только не казу! - взмолился он. - Ради всего святого, откуда вы узнали о казу?

- Ну недаром же нас считают знатоками психологии, - сказал судья. Обнаружением этой маленькой скрытой фобии мы обязаны миссис Аде Стэк. Встаньте и поклонитесь. Ада!

В задних рядах поднялась со скамьи приемная мать Дэна и помахала ему зонтиком. Ради такого случая она подкрасила волосы хной и сделала прическу.

- Ма! - закричал Стэк. - Зачем ты это сделала?

- Ради твоего же блага, Дэниэл, - сказала она. - Я просто счастлива, что могу способствовать твоему спасению, сынок, а эти добрые люди сказали мне, что любой пустяк может помочь им добраться до твоего нежного, любящего, богобоязненного сердца, которое, как нам всем известно, жаждет исправиться.