Олег Таругин - Холодный бриз

Хмыкнув, Юрий полез под стол, выставив на поверхность припрятанную накануне ополовиненную бутылку. Поморщившись, допил остывший чай и набулькал в стакан грамм сто ароматного напитка. Залпом выпил, походя подумав, что история, все-таки, имеет нехорошую привычку возвращать все на круги своя: энное количество лет назад именно из таких стаканов он пил с друзьями-курсантами водку, всеми правдами и неправдами пронесенную в училище. Посмотрел на девственно-чистый лист, и начал писать, набрасывая примерный план всего того, что он посчитал важным. Сначала — еще раз пройтись по основным событиям Великой отечественной, затем — осветить роль в ней Японии, начиная от 7 декабря будущего года и заканчивая рейдом через Гоби и Хинган и двумя уродливыми грибами над Хиросимой и Нагасаки. Затем — участие в войне союзников по ОСИ — Италии, Румынии и Болгарии. Не забыть отдельно упомянуть, как двое последних благополучно развернулись к Адольфу задом, едва только запахло жареным. Что там дальше? Раздел Германии, Будапешт 1956 года и «пражская весна» шестьдесят восьмого? Да, наверное, примерно так. Ну, и дальше «по списку», вернее, по памяти. Холодная война, едва не ставший горячим Карибский кризис, выстрел в Далласе, Корея, Вьетнам, Афганистан… память услужливо подсказывала, казалось, давно позабытые исторические моменты. Наше участие во всех перечисленных «горячих точках», оттепель (не позабыть отдельной ссылкой пояснить, о чем — точнее, о ком — речь), период застоя, конец восьмидесятых, перестройка, ГКЧП, Беловежский сговор (первоначально написанное слово «пакт» Крамарчук, подумав, вычеркнул — как говорится, подсознательно вырвалось. Не поймут-с…), бандитские девяностые — ну и так далее.

Проглядев составленный список, Юрий внес еще с десяток пунктов — от Фолклендского конфликта до второй американо-иракской войны, одиннадцатого сентября и безуспешных поисков Бен Ладена — и с отвращением оттолкнул исписанный лист. Да ему тут на неделю писанины! С другой стороны, а чего он хотел? Ему дали несколько дней, дали отнюдь не для того, чтоб глушить коньяк и курить трофейное «Марлборо». Кто он такой в этом мире; в мире, принадлежащем, в лучшем случае, его родителям, а не ему? Хочешь спасти семью? А что ты сделал для этого? Убедил самого Берию в своей правоте? А дальше, дальше-то что?

Словно неожиданно на что-то решившись, подполковник вернулся к столу и решительно взялся за авторучку. Да, ему есть, о чем писать! История — историей, но есть ведь и еще кое-что. Он много лет носил это в себе, боясь навредить карьере и долгожданной пенсии, но сейчас, когда все это стало лишь бледными воспоминаниями о невозвратном прошлом, он не станет молчать. Больше нечего бояться, вообще нечего. И именно поэтому, он опишет все именно так, как помнит… и чувствует.

Пора бояться чего бы то ни было, прошла.

Настала пора делать окончательный выбор.

Крамарчук взял новый лист, озаглавил его «Опасные просчеты и ошибки внешней и внутренней политики и внутреннего устройства СССР, приведшие к развалу страны и фактической победе капиталистического строя», и принялся писать…

Москва, Кремль, 25 июля 1940 года

Сталин стоял у окна и мучительно раздумывал, устало глядя в темноту безлунной июльской ночи. Где-то там за мощными кремлевскими стенами жила своей жизнью столица величайшего в мире государства; страны, во многом созданной, благодаря его стараниям и жесткой, а порой, и жестокой воле. Но не это занимало сейчас мысли Вождя. Слишком многое свалилось на него за последние восемь дней; слишком много он узнал нового. Он давно привык оперировать огромными объемами недоступной простым смертным информации, но эта информация оказалась какой-то слишком уж сложной и, чего греха таить, страшной. Конечно, с одной стороны, никакой вершитель человеческих судеб не откажется от полученного авансом знания о будущем, но вот с другой… не так все просто. Слишком многое придется теперь менять; многое — и вовсе начинать заново, а времени остается совсем мало. Всего год до начала войны, и тринадцать лет — до его собственной…

Иосиф Виссарионович раздраженно задернул штору и отошел от окна. Разнылся, понимаешь, как гимназистка! А еще коммунист! Если уж на то пошло, тринадцать лет — совсем немалый срок, и когда ЭТО свершится, ему будет уже семьдесят шесть. Да и свершится ли, ведь совсем недавно он сам заставил себя поверить, что семнадцатого июля история уже изменилась, пошла по какому-то — лучшему ли, худшему? — пути. А, значит, и фатальная дата может измениться, правда, не ясно, в какую сторону…

Едва ли не впервые в жизни, ему ничего не хотелось делать — вообще ничего. Сталин взглянул, было, на привычный диван, где частенько коротал ночь, однако тут же брезгливо отбросил эту мысль. Он не вправе расслабляться тогда, когда нужно быть собранным, когда дорога чуть ли не каждая минута. Нет, речь вовсе не о том пресловутом марте — Вождь поморщился, — а совсем о другой, хоть и не менее пугающей, дате. Двадцать второго июня. Уже скоро. Как там писал тот подполковник: он, Сталин, будет настолько подавлен случившимся, что даже не выступит с обращением к народу СССР? Смелый он, это хорошо. Значит, не врет. А насчет обращения? Вот уж хрен вам, дорогие потомки, он выступит, теперь — в любом случае выступит! Но сначала сделает все от него зависящее, чтоб это обращение никогда не прозвучало в эфире, ни от него, ни от Молотова, ни от кого бы то ни было! Вообще никогда не прозвучало, да…

Сталин привычно обошел массивный рабочий стол и опустился в кресло. Освещенная мягким светом настольной лампы раскрытая папка с протоколами допросов по-прежнему лежала на зеленом сукне. Иосиф Виссарионович вытащил несколько скрепленных меж собой листков и, улыбнувшись в прокуренные усы, углубился в чтение. Вот сейчас дочитает сей, гхм, опус, и — спать.

«СССР. Народный комиссариат внутренних дел.

Главное Управление государственной Безопасности.

Протокол допроса к делу №0012 от 18 июля 1940 года.

Общие сведения:

Фамилия: Соломко

Имя: Юлия

Отчество: Александровна

Дата рождения: 21 мая 1983 года.

Место жительства: УССР, г. Киев, проспект 40-летия Октября, 553/7, кв. 112.

Паспорт и/или удостоверение личности: при аресте отсутствовал.

Социальное происхождение: из интеллигенции.

Социальное положение (род занятий и имущественное положение): журналист, работаю.