Артур Кларк - Прелюдия к космосу

Сначала Дирк видел только ослепительный свет с разбросанными тут и там белыми пятнами. Он медленно вращал ручку регулятора резкости, и вдруг картинка стала ясной и резкой, словно гравюра.

Он видел месяц, но кончики его «рогов» в поле зрения не попадали. Луна представляла собой идеальную дугу, без каких-либо неровностей. Однако линия дня и ночи была неровной, ее во многих местах разрывали горы и небольшие возвышенности, отбрасывающие длинные тени на лежащие внизу равнины. Дирк увидел лишь немногие из самых большие кратеров и догадался, что большинство из них лежит в невидимой части лунного диска.

Он сосредоточил внимание на большой овальной долине, граничащей с горами. Долина напоминала дно высохшего океана. Дирк предположил, что это одно из так называемых лунных «морей», но легко было удостовериться, что никакой воды на этой спокойной равнине нет. Все детали просматривались ясно и четко, лишь изредка пробегала рябь, Похожая на марево. Луна опускалась в туман, затянувший горизонт-, и картинке мешали помехи, обусловленные прохождением света через тысячекилометровую атмосферу Земли.

В одном месте внутри темной части диска сверкало нечто похожее на группу ярких огней, которые в первый момент озадачили Дирка, но он догадался, что это пики высоких гор, на которые падает свет Солнца.

Он понимал, почему люди посвящали свою жизнь наблюдению за перемещениями теней по поверхности этого странного мира, казавшегося таким близким, но до начала жизни его поколения служившего символом недостижимого. Минует жизнь еще одного поколения, но чудеса не прекратятся; всегда найдется что-то новое, на что можно будет посмотреть с помощью еще более совершенной техники.

Что-то закрыло его поле зрения, и он раздраженно обернулся. Луна опускалась ниже уровня купола, а сильнее опустить телескоп было нельзя. Кто-то включил свет, и Дирк увидел улыбающиеся лица Коллинза и Макстона.

– Надеюсь, вы увидели все, что хотели,- сказал профессор.- Мы-то всего по десять минут у телескопа простояли а вы – все двадцать пять, и я очень рад, что Луна уже зашла.

«Завтра мы запускаем "Прометей". Я говорю "мы", потому что уже больше нет никакой возможности оставаться в стороне и играть роль равнодушного наблюдателя. Никто на Земле на это не способен; события, которые произойдут в течение ближайших часов, изменят жизнь всех людей, которые когда-либо родятся на свет до скончания времен.

Кто-то однажды охарактеризовал человечество как расу островитян, которые еще не освоили искусство строительства кораблей. Глядя через океан, мы видим другие острова, о которых гадали и размышляли с начала времен. Теперь, через миллион лет, мы построили первое примитивное каноэ; завтра мы отправим его в плавание, оно преодолеет полосу коралловых рифов и исчезнет за горизонтом.

Сегодня вечером я впервые в жизни видел сверкающие горы и величественные пыльные равнины Луны. Местность, по которой вскоре будут ходить Ледук и его спутники, была невидима, она станет видна только после рассвета, который наступит еще через три-четыре дня. Однако и ночь на Луне наверняка невообразимо красива, потому что в это время Земля оттуда видна больше чем наполовину.

Интересно, как проводят свою последнюю ночь на Земле Ледук, Ричардс и Тэйн? Наверняка они привели в порядок все свои дела, и делать им совершенно нечего. Расслабляются, слушают музыку, читают – или просто спят?»

Джеймс Ричардс не делал ничего из вышеперечисленного. Он сидел в буфете с друзьями и осторожно выпивал, рассказывая истории о тестах, которыми его изводили безумные психологи, пытаясь понять, нормален ли он, и если да, то какой вывод из этого сделать. Психологи, которых он высмеивал, кстати, составляли большую часть аудитории. Они позволили ему разглагольствовать до полуночи, а потом отправили спать. Для этого потребовалось шестеро психологов.

Пьер Ледук провел вечер на корабле и наблюдал за экспериментами по испарению топлива, которые проводились на «Альфе». В его присутствии особого смысла не было, но, хотя время от времени кто-нибудь на это обстоятельство вежливо ему намекал, Ледук делал вид, что не слышит. Незадолго до полуночи явился генеральный директор, учинил добродушный скандал и увез Ледука на своей машине в городок, дав ему строгий приказ хоть немного поспать, после чего Ледук два часа пролежал в кровати, читая «Человеческую комедию».

Только Льюис Тэйн – четкий, неэмоциональный Тэйн -

провел последнюю ночь на Земле так, как и можно было ожидать. Он несколько часов просидел за столом, готовя черновики и один задругам их уничтожая. Поздно вечером он закончил работу. Старательным, аккуратным почерком было написано то, над чем он так долго размышлял. Он запечатал листок в конверт и присоединил к нему маленькую официальную записку:

Письмо и записку он поместил в большой конверт и адресовал его Макстону. А потом раскрыл толстую папку с чертежами альтернативных орбит и стал делать карандашные пометки на полях.

Он снова стал самим собой.

Послание, которого ожидал сэр Роберт, было доставлено вскоре после рассвета одним из сверхскоростных почтовых самолетов, которые позже должны были увезти в Европу кинопленки с записью старта. Это был краткий официальный протокол, подписанный только парой инициалов, которые весь мир сразу узнал бы даже без помощи слов «Даунинг-стрит, 10», размешенных в верхней строке. Однако совсем официальным послание назвать было нельзя, так как после инициалов той же рукой было написано: «Удачи!» Когда несколько минут спустя зашел профессор Макстон, сэр Роберт без слов протянул ему послание. Американец прочел и облегченно вздохнул.

– Что ж, Боб,- сказал он,- мы свое дело сделали. Теперь настала очередь политиков – но мы будем их подталкивать.

– Оказалось не так трудно, как я опасался; после Хиросимы государственные мужи научились обращать на нас внимание.

– А когда план будет рассмотрен Генеральной Ассамблеей?

– Примерно через месяц, когда британское и американское правительства официально выскажут предложение, чтобы все планеты или космические тела, не заселенные и неприсвоенные другими формами жизни помимо людей, и так далее и тому подобное, были объявлены международными территориями со свободным доступом для всех народов, и ни одному суверенному государству не будет позволено присваивать оные астрономические тела для эксклюзивной оккупации или развития там… ну и так далее.