Феликс Дымов - Благополучная планета (Сборник)

Последний поворот тропинки явил глазам Багира естественный, открытый в сторону залива амфитеатр с песчаными склонами, с торчащими валунами, с оголенными и причудливо изогнутыми корнями окружающих площадку сосен. Кое-где на склонах уже сидели люди, но немного. До назначенного срока оставалось двенадцать минут, а двадцать третий век приучил к точности. Внизу у маленькой выемки в почве, дополнительно углубленной и выровненной, стояли Дамиан и его спаситель.

Как всегда на людях, пришло чувство неловкости. В перекрестье взглядов, оступаясь и съезжая вместе с частью тропинки по песку, Багир медленно брел к центру площадки и назло себе не опускал глаз.

Незнакомец казался очень похожим на Дамиана и был ненамного старше. На груди его комбинезона слабо мерцала пятиконечная звезда. Но не такая строгая и вечная, как на Спасской башне Кремля, а красиво деформированная, с разной длины лучами — эмблема космического флота.

«Полторы сотни лет», — мелькнула сначала вот такая выхваченная из сознания отдельная мысль, и только потом Багир узнал Владимира Кузьмина, знаменитого астролетчика-релятивиста. Лишь несколько недель тому назад вернулся он из полета, а главное — прямиком из двадцать первого века. Полторы сотни земных лет за три года межзвездного полета! Сейчас Кузьмину тридцать пять биологических. Или сто восемьдесят четыре абсолютных земных… Юный дедушка. Пра-пра-пра-и-так-далее-предок моложе любого из их компании!

— Здравствуй…те… — сказал Багир, протягивая ступку. И примолк, не зная, как общаться с иновременником. Ровесника он бы просто обнял. Знакомого поцеловал. А как быть с этим, из истории?

Кузьмин принял ступку и не глядя швырнул в яму. Потом крепко стиснул и отпустил не успевшую отодвинуться Багирову ладонь.

Багир удивился. Но припомнил: в позапрошлом веке был такой обычай среди друзей. Что-то в этом рукопожатии было от той цепочки взявшихся за руки людей, которые шагали сквозь мрак Ростральной колонны.

— Рад приветствовать! — отрывисто сказал Кузьмин. — Располагайтесь.

Он показал рукой на склон.

Багир отыскал местечко, где луч от красно-медной ленивой волны, растопившей жар уходящего солнца, не бил в глаза. Впрочем, светило уже коснулось воды, вот-вот вновь наступит белая ночь. Устроился Багир на удобной петле корневища. И смотрел, как прибывали другие, несли чудом сохранившиеся дрова — кто ножку от журнального столика, кто панель мореного дуба, кто даже длинный чубук старинной турецкой трубки.

Астролетчик был в меру гостеприимен — люди подходили, здоровались, молча удивлялись и отходили, бережно неся перед собой покрасневшую от стального пожатия руку. Куча дров в яме заметно росла.

— Может, хватит, Володя? — спросил Дамиан.

Кузьмин осмотрел из-под сложенной козырьком ладони горизонт, раскаленные облака на остывшем небе. И кивнул. Потом стал на колени, быстро сложил из палочек шалашик, подсунул под него что-то белое, чиркнул зажигалкой. Плеснуло струйкой пламени, вспыхнуло белое, от белого загорелся шалашик, потихоньку занялось все случайное творение из дров. Огонь охватил добычу, пальнул искрой, с гудением взметнулся выше дерева, зажег воздух.

Уютно запахло костром.

Живой, горячий первобытный огонь что-то делал с людьми — с горсткой людей, поверивших зову предков. В огне были те самые непостоянство и изменчивость, непредсказуемость вариантов, которых так не хватало сейчас обществу. Он быстро соединил их всех здесь молчаливым теплом. Растревоженные, утерявшие себя, утратившие в себе искру, люди не понимали пламени. Но не могли оторвать от него глаз.

Вокруг по контрасту стало черно.

Потому что была ночь.

Правда, белая ночь. Ненастоящая.

Но все равно ночь.

Искры из костра смешивались со звездами в небе. Трещали поленья. Сосны протягивали растопорщенные лапы поближе к огоньку — погреться. Заливались удивленные птицы…

Багир почувствовал, как кто-то рядом шевелится, примащивается, приваливается спиной к его боку, затихает у него на плече. После костра в темноте ничего не было видно. Но он все равно бы догадался, даже если б не били в глаза слепящие огненные кудри, не было отуманивающего, чуть тронутого увяданием запаха сирени. Даже если б это вообще была не Нода.

Костер жег лица. Но никто не отворачивался.

Хорошо, что нашелся человек, умеющий бесценные обломки дерева превратить в обыкновенные дрова.

Раз дрова, два дрова, три дрова. И никаких слов.

Дамиан выхватил из костра тлеющую головню. Багир крепче прижал к себе хрупкие плечики Ноды.

Это неважно, что их тут пока совсем мало. Ни винтороллеры, ни видео, ни глазурованный асфальт, ни тающие листья — ничто не должно перечеркивать живого огня, отгораживать от него человека. Костер должен быть обязательно. Костер — а не имитация его из низкотемпературной плазмы.

Важно, чтобы каждый нашел в жизни свое место у костра.

Пусть Багиру когда-нибудь доведется зажечь для потомков свой костер.

Огонек в ночи.

Даже если ночь — белая.

Все тот же уныло-обтекаемый пульт перед глазами, самонастраивающаяся карта из прозрачного люминофорного пластика, надоедливая клавиатура — в виде ног, поддающих футбольный мяч. До чего ж все-таки убога фантазия у психологов! Первое время он еще с удовольствием пробегал пальмами по мячам, приклеенным к ножкам в гетрах и крохотных бутсах. Но вскоре игрушечность пульта стала раздражать, неохота притрагиваться. Вот и ноет в двух нарастающих и опадающих тональностях разблокированный автомат: «Прошу указаний. Прошу указаний». Будто он, Антей Шимановский, может что-нибудь указать!

Антей с трудом удержался, чтобы не выключить экран с его осточертевшей чернотой, исколотой ехидными иглами звезд.

Ну, заблудился, бывает, не беда. Одно движение — и запоминающее устройство Эски, бортового компьютера системы СК, переложит рули на обратный курс, корабль повторит от конца к началу каждый свой маневр и в конце концов наткнется на ту точку пространства, где Солнце находилось в момент старта. Поправку любой старшеклассник рассчитает, для этого не надо и училища кончать. Но не мог Антей позволить себе вернуться, не выполнив задания. Потому и медлил, и тосковал в бездействии, пока «Мирмико» с выключенными двигателями беспомощно дрейфовал в пустоте.

Забыв о невесомости, Антей стукнул кулаком по подлокотнику, взлетел на длину ремней, подтянулся обратно в кресло. И в который раз высветил трехмерную координатную сетку. В толще люминофора змеилась тоненькая и плавная курсовая линия.