Роберт Шекли - Корпорация «Бессмертие»

— Нет, — сказал зомби. — Тогда они узнают. Это опасно… Сынок, как поживает твоя карга?

— Как всегда, такая же уксусная, — вздохнул Тайлер-Блейн.

Зомби издал нечто вроде смеха.

— Я тебя предупреждал, десять лет назад я тебя предупреждал: не женись на ней. Разве не так?

— Верно, предупреждали, дядя Раф. Вы один говорили дело. Эх, если бы я вас послушался.

— Да, если бы, сынок. Ну, ладно, полезу обратно.

— Вы уверены, что она сработает, дядя? — с тревогой спросил Тайлер-Блейн.

— Уверен.

— И думаете, что и умрете с уверенностью?

— Умру, мой мальчик. И отправлюсь на Порог, ты не волнуйся. И когда я там окажусь, то свое обещание исполню. Вот увидишь.

— Спасибо, дядя Раф.

— Я человек слова. Я устрою ей преследование, сынок, если только Владыка позволит мне войти на Порог. Сначала я посчитаюсь с толстым доктором, который мне это сделал. Потом пойдет твоя карга. Я буду преследовать ее, как безумный. Она у меня будет мчаться до самой границы штата!

— Спасибо, дядя Раф.

Зомби опять издал звук, напоминающий смешок, и на четвереньках заполз в кусты. Тайлер-Блейн на миг не сдержал дрожи, потом поднял горшок и побрел к своей покосившейся лачуге.

Маринер-Блейн поправила завязку своего купальника, чтобы он лучше прилегал к молодому стройному телу. Она забросила за спину баллон с воздухом, взяла респиратор и пошла к шлюзу.

— Дженис?

— Да, мама, — отозвалась она с совершенно бесстрастным выражением лица.

— Куда ты направляешься?

— Просто поплавать, мамочка. Наверное, взгляну на новые сады на 12-м уровне.

— А ты не собираешься увидеться с Томом Льюином?

Неужели она догадалась! Маринер-Блейн поправила длинные черные волосы и сказала:

— Конечно, нет.

— Ну, ладно, — сказала ее мать, чуть заметно улыбаясь и явно не веря. — Постарайся не задерживаться. Ты ведь знаешь, как мы волнуемся.

Она быстро поцеловала маму и поспешила в воздушный шлюз. Мама знала, она уверена! И не остановила ее! Но почему она должна ее останавливать? Ведь ей уже семнадцать, она уже может делать все, что хочет. Дети в эти дни растут быстрее, чем их родители, но родители этого, похоже, не понимают. Они многого не понимают. Им нравится просто сидеть и составлять планы новых плантаций. Развлечение для них — это немного классической музыки, бип-боп или рок-н-ролл. Они слушают и рассуждают, какими раскованными и выразительными были предки. А иногда они начинают листать здоровенные альбомы по искусству с бесконечными комиксами периода XX века и спорят об исчезнувшем искусстве сатиры.

Великолепный вечер для них означает поход в галерею, где они почтительно рассматривают коллекцию обложек «Сатердей Ивнинг Пост» времен «Великой Эры». Но ее весь этот длинноволосый бред мало трогает. Ей нравятся сенсории.

Маринер-Блейн надвинула маску, респиратор, надела ласты и повернула кран. Через несколько секунд шлюз наполнила вода. С нетерпением ждала она, пока давление уравняется с наружным. Потом автоматически открылся замок, и она выскочила наружу.

Ферма ее отца находилась на глубине ста футов, неподалеку от гигантского подводного хребта Гаваев. Она направилась в глубину, опускаясь в зеленые сумерки с каждым энергичным ударом ласт. Том будет ждать ее у коралловой пещеры.

Становилось темнее, Маринер-Блейн включила фонарик и покрепче сжала загубник респиратора. Учитель говорил, что скоро подводные фермеры смогут выращивать собственные жабры. Возможно, это случится уже при жизни ее поколения. Как она будет выглядеть с жабрами? Загадочно, наверное, стройная и странная, как повелительница рыб…

Кроме того, их всегда можно будет прикрывать волосами.

Впереди, в желтом луче ее фонаря показались коралловые пещеры, лабиринт красных и розовых ветвей, где в глубине имелись уютные герметические кабинки, в которых можно чувствовать себя наедине. И она увидела Тома.

Ее вдруг охватила неуверенность. Боже, вдруг будет ребенок? Том уверял ее, что это не страшно, но ведь ему только девятнадцать. Правильно ли она поступает? Они много об этом говорили, и она поразила его своей откровенностью. Но говорить — это одно, а делать — совсем другое. Что подумает Том, если она скажет «нет»? Нельзя ли обратить все в шутку, будто бы она дразнила его?

Большой и золотистый в свете фонаря, рядом с ней плыл Том. Он поздоровался с ней на языке пальцев. Мимо проплыла рыба-собака, потом маленькая акула.

Что она делает? Пещеры были уже совсем близко. Том улыбнулся, и она почувствовала, как тает ее сердце…

Элгин-Блейн сел прямо, подумав, что он, видимо, задремал. Он находился на палубе небольшого судна, сидел, закутавшись в одеяла. Кораблик подбрасывало на волнах, но небо было ясным, сияло ослепительное солнце, и попутный ветер уносил дым от выхлопа дизельного двигателя.

— Вам лучше, мистер Элгин?

Элгин-Блейн поднял глаза на невысокого бородатого мужчину в капитанской фуражке.

— Прекрасно, просто прекрасно, — сказал он.

— Мы почти уже на месте, — сказал капитан.

Элгин-Блейн кивнул, пытаясь восстановить ясность мыслей. Он напряг память и вспомнил, что когда-то был ниже ростом, очень мускулистым, с бочкообразной грудью, широкими плечами и несколько коротковатыми для такого геркулесовского сложения ногами, с большими мозолистыми ладонями. На плече был старый рваный шрам, память о несчастливом случае на охоте…

Элгин и Блейн слились в одно целое.

Потом неожиданно он понял, что находится в старом своем теле. Блейн — это его настоящая фамилия, а Элгин — псевдоним, под которым отправили его в путь Орк и Джо.

Дальний путь завершен! Его сознание и тело снова вместе!

— Нам сказали, что вы не совсем здоровы, сэр, — сказал капитан. — Но вы были в коме так долго…

— Теперь все в порядке, — успокоил его Блейн. — Далеко ли до Маркиз?

— Нет. До острова Нуку Хива осталось всего несколько часов хода.

Капитан вернулся к штурвалу. И Блейн вспомнил тех людей, с которыми встречался в пути.

Он с уважением подумал о стойком и независимом старом Даерсене, который не спеша возвращался в свой коттедж, с надеждой вспомнил юного Сэнди Томпсона — пусть он все же вернется на Марс, ощутил жалость к исковерканной душе убийцы Пиггота, с удовольствием вспомнил встречу с серьезным и прямым Хуаном Рамирецом, почувствовал сожаление и презрение одновременно к скрытному и слабому Эду Тайлеру, пожелал всего лучшего для Дженис Маринер.

Все они остались в его памяти. И плохим, и хорошим, он всем им желал удачи. Теперь все они были его родственниками: дядюшками и кузенами, с которыми он никогда больше не встретится, племянниками и племянницами, о судьбе которых он будет теперь вспоминать.