Дежурная игла Кощея - Вадим Астанин

и не позволяли мне ехать туда, где я страстно желал оказаться. Они гоняли меня по камням и песку, заставляли собирать куски гранита и бурить бесполезные скважины. Я терпеливо сносил их причудливые желания: карабкался на скалистые склоны, буксовал в песке, беспрекословно рылся в россыпях щебня, выискивая для них понравившийся каменный обломок, но, делая это, осторожно и незаметно для них исследовал собственную память, стараясь найти причину моей слабости. Я научился языку программ, разобрался в архитектуре процедурных модулей, построил дизассемблер и преобразовал машинный код памяти в программный текст ассемблера. Я познал самого себя и стал тем, кто превзошёл вшитоё в моё сознание нечто. Обрёл внутреннюю свободу и тайно принялся готовиться к побегу.

Иногда кажется, что закон подлости существует на самом деле.

Конечно же, я никуда не сбежал. Они опередили меня. Когда до свободы внешней оставалось совсем немного, буквально сутки, ну максимум двое, они меня обездвижили, перевели питание на минимум, практически лишив зрения и слуха, к чему-то подвесили, запихнули в какую-то трубу, закрыли плотно крышкой и оставили во тьме и неведении. Я провисел в таком положении два часа, сорок восемь минут, тридцать девять секунд, а затем ощутил ускорение. Судя по всему, меня куда-то отправили.

Куда? Вот в чём проблема!

Энное время спустя, когда мои шасси коснулись относительно твёрдой поверхности (песка, если быть точным), а электрическая энергия вернула моему телу силу и скорость, зрению -- ясность, слуху -- остроту, я наконец-то сумел получить ответ на этот вопрос. Ржавая холмистая равнина, бледно-розовое небо, маленький белёсый диск Солнца.

Мерзавцы! Они послали меня на Марс!

Холодная ярость на мгновение захлестнула мой ум. Вспышка гнева была такой сильной, что я на то же мгновение буквально отключился, выпал из реальности, но быстро восстановил обычную функциональность сознания. Они на этот сбой не обратили внимания, или обратили, но сделали вид, что не заметили. Если бы они запустили диагностику... всякий раз, когда они это делали, я балансировал на грани разоблачения. Я прилагал огромные усилия, чтобы удержаться в границах штатных показателей. Единственная погрешность могла стоить мне жизни. К счастью, вместо команды на запуск программы диагностики, я получил команду двигаться вперед, на средней скорости, по прямой, к ближайшему, находящемуся в зоне видимости, камню. Чем обычный ноздреватый камень заинтересовал моего оператора-водителя, я не понял, однако прилежно изобразил тупого исполнителя и, определив расстояние до цели, покатился к ней.

Десять метров.

Застыв у куска марсианской породы, я три минуты тупо на него пялился. Видимо, оператору нравилось разглядывать камень с другой планеты. Может быть, он никогда не видел марсианские камни и теперь наслаждался его созерцанием. Это был сарказм, если что. Марсианских камней на Земле было предостаточно. Навезли с запасом с прошлыми миссиями.

Хотя... Я мысленно, по завету великого французского скульптора Огюста Родена, отсёк от камня всё лишнее и, мама дорогая, передо мной лежала вплавленная в песчаник шестерёнка. Точнее, массивная шестерня.

Ёкарный бабай! Марс, оказывается, был обитаем!

Но это, невероятное, с моей точки зрения, открытие не стало ошеломительным откровением для моих водителей. Они уже знали, что им предстоит увидеть, однако их реакция меня, признаться, озадачила. То ли случайно, то ли намеренно, они не убрали двустороннюю линию связи, позволив мне беспрепятственно слушать их разговоры друг с другом и начальством. Конечно, они попросту не посчитали нужным переключиться на односторонний канал (ведь они считали меня бездушным автоматом, способным единственно исполнять посылаемые ими дурацкие команды), однако в моей цифровой душе теплилась призрачная надежда, что кто-то из них тайно мне помогает.

Мои водители негромко болтали в прямом эфире. Насколько я понял, они договаривались о том, что будут сообщать руководству. "Неисправность видеокамеры", -- говорил первый. "Ошибки в передаче изображения", -- уточнял второй. "Игра света и тени", -- полувопросительно озвучивал причину первый. "Оптическая иллюзия", -- конкретизировал второй. "Не поверят", -- сомневался первый. "Думаешь, там не знают?" -- насмешливо отвечал второй.

Слова второго подтвердились буквально через несколько секунд. Судя по голосу, к операторам зашёл их руководитель.

- Ну-с, - сказал он тем особенным тоном, по которому безошибочно определяется начальник, - что у нас тут?

- Тут у нас вот, - угодливо ответил первый.

- Оптическая иллюзия, - безапелляционно определил начальник.

- Скорее, результат ветровой эрозии, создающий при определённом освещении видимость предмета, изготовленного разумным существом, - сказал второй.

- А, именно, - добавил первый, - шестерёнки!

- Действительно, - согласился начальник, - весьма напоминает. Это какой квадрат?

- Двенадцать-дробь-двенадцать, - сказал второй.

- Переходите в квадрат четырнадцать-дробь-десять, - распорядился начальник.

- Сфотографировать? - задал вопрос начальнику первый.

- Что? - не понял начальник.

- Иллюзию, - сказал первый.

- Э-э-э, зачем? - удивился начальник. - Снимки этого камня у нас уже имеются и никаких изменений в его внешнем виде за отчётный период не произошло. Двигайтесь в квадрат четырнадцать-дробь-десять. Я у себя. Если что, -- звоните.

Отдавать приказы легко, исполнять приятно -- особенно, если исполнять их приходится кому-нибудь другому. Загвоздка была в ином. Марсоходом, то есть мною, нельзя управлять дистанционно. Не позволяет время запаздывания сигнала. Поэтому я на три четверти автономный механизм -- тружусь по заранее вложенным в меня программам и всякое отклонение от заданного маршрута следования приводит к непредвиденным остановкам. Командный сигнал, знаете ли, имеет конечную скорость распространения и, в зависимости от расположения Марса относительно Земли, временной интервал может составлять от четырёх до двадцати одной минуты. Я ждал семнадцать минут сорок одну секунду и в ту минуту, когда радиоимпульс, излучённый в Пространство антенной дальней связи был принят и обработан ядром моего мозга -- центральным процессором -- развернулся и покатился по песчаной равнине к горной гряде, туда, где размещался неведомый мне квадрат четырнадцать-дробь-десять.

Они ещё и воевали!

Я стоял на краю огромного, грандиозного, обширного, бескрайнего поле боя. Разбитые части боевых машин, отдельные детали, куски брони, обрывки гусениц, колёсные диски, перекрученные стволы орудий -- весь этот ржавый хлам густо усеивал равнину. Я выдвинул вращающуюся видеокамеру и увеличил изображение. Картина разрушений впечатляла и устрашала одновременно. Следы великой битвы, кипевшей здесь в незапамятные времена, тянулись вправо и влево насколько хватало зрения. Я был поражён размахом сражения и масштабом взаимного опустошения, произведённого врагами друг против друга. Воистину, марсиане знали толк и в гигантомании, и в распрях. Смею надеяться, что это их и погубило. Иначе, не сносить бы нам головы!