Игорь Колосов - Идущий

Дини спать не хотелось, и он шёл вперёд, спрашивая себя, как ему удастся заснуть, зная, что рядом кружит такое омерзительное существо. В то же время мальчик понимал, до рассвета он не дотянет, до спасительного рассвета, когда есть уверенность, что странный преследователь сам погрузился в сон. К полуночи, когда усталость стала облеплять тело тягучей бесплотной массой, появилась уверенность, что летучая мышь, преследующая его с такой равнодушной настырностью, относится к существам–вампирам. Существам, питающимся и кровью людей. О таких не раз рассказывала мать, убеждая его приходить домой прежде, чем землю прикроет плащ сумерек.

Что если летучая мышь только и ждёт, когда Дини провалится в крепкий сон? Во тьме срединной ночи эта мысль переросла в уверенность. Сонливость же окружала его, обволакивала одурманивающим дымом.

В конце концов, когда мальчик стал раз за разом спотыкаться, он присел на землю, откинувшись на ствол молодого бука, вытянул ноги. Глаза он усилием воли держал открытыми. Если не спать, летучая мышь–вампир не тронет его. Ей необходимо пристроиться рядом с тёплой кожей, скрывающей вены, по которым течёт пригодное ей в пищу, не торопясь пристроиться. Жертва должна спать, чтобы прокусить преграду безосязательно для неё. Дини сказал себе, что отдохнёт лишь чуть–чуть. Пять минут. Может, десять. Отдохнёт и пойдёт дальше.

Голова опускалась сама собой, глумясь над ослабшей волей. Дини вскинул её, веки, казалось, надо поднимать руками. Летучей мыши поблизости не было. Наверное, притаилась, ждёт. Дини попытался встать, понимая, что вот–вот станет поздно, и не смог. Голова железным ядром норовила скатиться к земле. Мальчик застонал, его разрывали страх и потребность во сне, горячими лошадьми тянули в разные стороны.

Призрачный шелест складчатых крыльев. Призрачная тень.

Летучая мышь опустилась на ветку ближайшего дерева, свесилась, завернувшись в смятые скатерки крыльев.

Дини видел её во мраке смутно, но и этого было достаточно, чтобы почуять ожидание в этом крохотном уродливом тельце. Однако это недолго отгоняло сон, бесплотная плита которого превращала тело в подмоченное, сырое тесто. Мальчик тихо заплакал, захлюпал носом.

— Ну, что тебе надо? — глухо просипел он. — Что? Я хочу спать, не трогай меня.

Летучая мышь не шевелилась, и ребёнок заплакал чуть громче. Как будто услышав его, существо, встряхнувшись, расправилось и упорхнуло в чернильную вязь леса.

Дини некоторое время настороженно оглядывался, но даже не заметил, как переступил грань, за которой его подхватил сон.

Спустя час к нему присоединилась летучая мышь, потяжелевшая после того, как насытилась благодаря косуле, дремавшей в пяти минутах полёта отсюда.

Утро началось с суетливых, покрытых ледяной коркой страха поисков на теле отметин, что могли оставить зубы летучей мыши.

Тварь безжизненно свисала с ветки в нескольких метрах, мальчик не сомневался, что она провела ночь рядом с ним. Он изучал собственное тело долго, прислушивался к ощущениям в нём и всё–таки вынужден был признать, что летучая мышь не тронула его. Он не ослаб от потери крови, её следов нигде не было, и мальчик с облегчением вздохнул. Он по–прежнему не приблизился к пониманию того, почему летучая мышь постоянно находится рядом, но ему оказалось более чем достаточно, что тварь не пытается полакомиться его кровью.

Одновременно с ушедшим страхом заурчало в желудке. Мальчик был голоден уже вчера, растягивая остатки пищи, и новый день отметил это с непреклонной откровенностью. К счастью, голод был притуплен сном, Дини рассчитывал пройти немало, прежде чем станет невмоготу. Главное — не думать о еде.

Это получалось от силы до полудня. Затем в желудке стало подсасывать, и, обходя очередную деревеньку, ребёнок с сожалением посмотрел в её сторону. Упорства ему было не занимать, но вскоре нытьё в животе практически превратилось в боль.

Спустя ещё несколько часов, когда свет на восточной части неба поблек, мальчик признал, что ему придёться зайти в следующее селение, добыть пропитание. Он не сможет идти и идти голодным бесконечно долго. Рано или поздно он повернёт к людям. Зачем же тянуть, когда кушать хочется уже теперь?

Деревенька, почти такая же крохотная, как и его родная, встретилась ему на пути, когда вечер вступил в свои права. Дини, не колеблясь, вышел на дорогу. Правда, увидев первые дома, мальчик почувствовал себя неуютно. Ему придёться выпрашивать еду. Он никогда раньше не делал этого, он вообще не задумывался над этим. Когда он становился голоден, родители, по мере сил, кормили его. Теперь, столкнувшись с неизвестной ранее необходимостью, ребёнок ощутил подавленность. Он даже остановился, и нечто опять потянуло его к лесу, прочь от теснившихся, подпиравших друг друга домишек.

В этот момент он снова вспомнил о родителях. Если не попросить еды, он ослабнет настолько, что не сможет осилить дорогу. Не сможет увидеть мать, отца, сестру. Он представил лицо матери, ожидающей его где–то в конце этого пути, и память услужливо предоставила то, что она когда–то ему говорила. Будь откровенен с самим собой. Гони прочь ложную скромность, будь естественным. Если ты хочешь что–то и не можешь найти сам, не важно, из–за малого возраста или ещё по какой–то причине, если желание твоё не несёт в себе червоточины зла, не стесняйся, попроси у кого–нибудь. Удовлетворят ли твоё желание, это другой вопрос. Ты же должен прислушаться к себе, иначе нечто, выплеснувшись много позже, только принесёт нехорошие последствия. В конце концов, лучше попросить, чем украсть. Стучите, и вам откроют, добавила мать и, оглянувшись, зябко повела плечами. Это тоже была фраза из древней несуществующей книги.

Дини мягко, нежно улыбнулся, впитывая ласковый образ матери, заполнивший сознание, и ступил в деревню. Кроме обретённого спокойствия, он рассчитывал к тому же, что летучая мышь, наконец, отстанет от него. Всё–таки людское поселение — не лес.

Именно в этой деревеньке ему суждено было открыть в себе некий невообразимо мощный пласт, который в дальнейшем зазубринами выбил из гладкого течения жизни множества городов все последующие события.

Женщина, застывшая на крыльце, выглядела едва ли не пожилой, хотя Дини интуитивно почувствовал, что она молода. Что–то подсказало ребёнку, что всему виной незримая вуаль горя, укрывшая её лицо.

Она вышла из дому с кастрюлькой в руках, выплеснуть воду. Увидев ребёнка, замерла. Дини не только не стучал в дверь, даже не приближался к дому, просто проходил мимо, но за минуту до того, как появилась женщина, что–то задержало его. Мальчик остановился, непонимающе разглядывая дом, самый обычный дом для такой деревеньки, остановился, хотя паутина сумерек оплетала улочки, и он рассчитывал покинуть селение, провести ночь вне его пределов.