Сергей Лукьяненко - Приключения Стора

- Ты, братец, совсем обленился. А ну марш, муку размешивать!

Появлялся отец гения, и гнал его в лавку. Так и оставались недописанными великие строчки. И не узнать нам уже, догадался ли Алексей, что слова его озарили путь человечеству. Путь к звездам.

И не найди я старой тетради, никто и не узнал бы, что было оно озарение.

2. Приоритет. (Петр Поспелов)

Небо серое, свинцовое. Маленькая заимка. Вьюга наметает сугробы в человеческий рост. А Петр хмурясь слушает радио. Старенький "Океан" сообщает:

- По сообщениям итальянского радио ученый Мэтро Мандзони из Миланского университета создал образец принципиально нового космического аппарата. По словам Мандзони, его "звездоход" будет не более велосипеда размерами...

Не более велосипеда... Петр хмурится. Вот ведь странно: только вчера он прочитал в книге известного писателя-фантаста о российском гении Алексее Алешине. А сегодня слышит, как итальянский ученый, наверняка воспользовавшись идеями Алешина, воплотил идею-мечту в жизнь. Воплотил это хорошо. Но первым-то был Алексей! Это его талант вдохновил итальянца. И надо сделать все, чтобы мир узнал об этом.

Петр встает. Свистом подзывает Полкана - верного пса, своего единственного друга.

- Я еду в Москву, Полкан. Надо организовать комитет по защите творческого наследия Алешина. Ты со мной?

Полкан взвизгивает. Он не бросит друга...

Одевшись, собрав рюкзак с хлебом и салом, пристегнув ошейник Полкану (в Москве, говорят, без ошейника собак не пускают в метро), Петр выходит в метельную круговерть.

На пороге - год девяносто первый. Девять десятилетий разделяют родственные души. Но Петр не чувствует этого. Алешин для него - близок и понятен. Куда понятнее, чем, например, Клава... Что ж, ей, и будущему ребенку, он станет писать письма.

Кружится, воет, неистовствует метель. Уж не с Апеннин ли этот снег? Но ему не сломить героя. Пешком, через тайгу, Петр идет в столицу.

3. Сотворение (Мэтро Мандзони)

- Паола, кофе!

Скорчившись за письменным столом Мэтро читал свежие газеты. Проклятие! Уже и "Монд" пишет о протестах комитета по защите Алешина. Недавно русские послали президенту Италии триста тысяч открыток с протестами и осуждением Мандзони. Открытки были опубликованы в журнале... как же это читается-то, непонятно... А, "Мо-ло-дая квар-тия".

В детстве Мандзони считался неспособным к наукам. И не зря. Рос он тугодумом, лентяем, хулиганистым и непослушным. Тем только и занимался, что воровал маслины в чужих садах, да бил стекла в доме старенького священника. И лишь в тридцать лет прорезались у Мэтро блестящие способности к физике. И какие! Профессора в университете почитали за честь пожать руку удивительному студенту.

Отхлебывая кофе из глиняной пивной кружки (Мэтро был оригиналом во всем) ученый смотрит на прикрытую полиэтиленом модель в углу кабинета. Вот оно, детище всей его жизни. Межзвездный велосипед. И вдруг оказалось, что еще девяносто лет назад безвестный русский гений предвосхитил его открытие.

Странный народ, русские. Все они придумали первыми в мире, вот только делать не торопятся. И рентген изобрели еще в средневековье - сам Иван Грозный писал беглому князю Шуйскому: "Я тебя, Васька, насквозь вижу".

Пустая кружка летит в угол. Мэтро встает. Кричит:

- Паола! Иди на почту, отправляй телеграмму в Москву. "Я, Мэтро Мандзони, признаю приоритет Алексея Алешина, и желаю продолжать свои работы в Московском университете имени..."

4. Испытание. (Борис Буханкин)

Борис Буханкин был настоящим октябренком. Когда подрос - пионером. Потом - хорошим комсомольцем, умеющим говорить слово "есть". Он осваивал целину, покорял космос, расщеплял атом. Потом, перестроившись, осудил волюнтаризм, высокие расходы на никому не нужный "Буран", и соорудил саркофаг вокруг реактора на Украине.

В возрасте тридцати пяти лет физика Буханкина, прозванного за моральные качества Пастором, или проще - Стором, направили для испытания первого звездохода. И это - все о нем.

5. Встреча (АПМБ-4)

Не было долгих прощаний, не было оркестра и шампанского. Суровый и строгий Поспелов, председатель госкомиссии по приемке первого звездохода, хлопнул Бориса по плечу, и ласково произнес:

- Если что - будем считать тебя коммунистом.

- Это когда? - поинтересовался Боря-Стор, раскручивая педали звездохода. Тихо гудело динамо, вырабатывая ток для нейтринного генератора.

- Ну... Ежели воспаришь, а на Землю уже не вернешься.

- Эт-то верно, в таком случае - считайте, - тяжело выдохнул Борис. В сторонке, на деревянной табуретке, тихо наблюдал за ними Мэтро Мандзони. Старик уже неплохо говорил по-русски, и сейчас бормотал что-то себе под нос, посасывая чай через коктейльную трубочку. Делая последние, решающие обороты, Борис уловил слова:

- Но как, Святая Мадонна, Алешин мог предсказать идею тахионной флюктуации? Святая Мадонна... Но как?

Чисто выбеленные стены испытательного павильона заколебались, исчезая. Мгновение - и перед Буханкиным уже другая картина. Лес. Голубое небо. И улыбающийся юноша с букетом голубых цветов.

- Привет, - просто сказал юноша. - Мы рады тебе на нашей планете.

Буханкин машинально кивнул.

- Тебе, - продолжал юноша, - как первому землянину, мы преподнесем подарок. Омолодим тебя на тридцать лет.

Сильные руки подхватили Борю, вынули из седла звездохода. И понесли навстречу омоложению, навстречу счастью. На этом мы и закончим рассказ. Ведь то, что было дальше, вы знаете и сами. Любой сейчас может сесть в свой звездоход, свой АПМБ-4, названный в честь великой четверки землян. Сесть, и покатить навстречу молодости. Главное - не забывать сигналить.

- Бип! Ту-ту! Бип!

И все будет в порядке.

СКОВАННЫЕ ОДНИМ ЯЗЫКОМ

(Сергей Переслегин)

Дальше идти нельзя, дальше каталептическое

состояние, опьянение Пифии, шамана, дурь

вертящегося дервиша, дурь вертящихся

столов...

А.Герцен

Часы сломаны.

Стрелки сгнили, и рассыпались в прах. Тени цифр въелись в фальшивое золото циферблата. Но стальная пружина еще сжата в тугой узел. Зубчатые шестерни готовы перемолоть песчинку, попавшую в механизм.

Но - часы сломаны.

1. Имя

"Роза без шипов превратилась в шипы без розы."

Это красиво. Более того.

"Звали человека..."

Имя... Вспомни свое имя. Если ты - человек. Человек, а не роза. Человек, а не шип.

Мы бредем по дороге, у которой нет начала. Мы идем к цели, к которой надо идти бесконечно. Но мало того - мы идем не в том направлении.

"Конечно, если на вершине гнилого дерева кто-то был."

Собственно говоря, дороги нет. Но нам легче идти, считая, что дорога под нашими ногами. Нам приятнее видеть бетон и асфальт, чем траву и камни. Но!