Брайан Олдисс - Видимость жизни

— Я тебя не только не забыла, но и попытаюсь в будущем не скрывать своих чувств. Надеюсь, теперь я смогу лучше тебя понять. Знаю, я была не такой отзывчивой, как ты того заслуживал… Я не шевелился, завороженный этим диалогом, нюансами и намеками, превосходившими мое понимание. То была беседа примитивных существ. Личико женщины оживилось, ее даже можно было назвать хорошенькой, если бы не плоские глаза и избыток волос: чувственный рот, широко расставленные глаза. Но какая нелепая уверенность, что у нее в собственности может находиться мужчина… И мужчина убежден в том же самом!

Майлер говорил медленно, задумчиво, но без колебаний, Джин — быстро, сбивчиво и неуверенно.

— Ты не представляешь, что значит жить с постоянным чувством сожаления! Во всяком случае, я надеюсь, тебя сия чаша минула, моя дорогая. Ты никогда не понимала, что это такое и к чему приводит. Я помню, как однажды, перед самым нашим разрывом, назвал тебя поверхностной. Тебя ведь устраивало жить только настоящим, прошлое и будущее ничего для тебя не значили. Тогда я не мог этого понять, потому что самого меня всегда сопровождают прошлое и будущее. Ты никогда не вспоминала прошлого, ни радостного, ни печального, а для меня это было невыносимо. Представь, я умудрился превратить такую безделицу в угрозу нашей любви! И потом, твоя связь с Гопалом… Это меня ранило. Ты уж прости, но то, что он темнокожий, тоже сыпало соль на мою рану. Но даже тогда мне следовало больше винить самого себя. Теперь я уже не столь самонадеян, как раньше, Джин.

— Ты знаешь, я не люблю пережевывать прошедшее, — сказала она. — Я живу сегодняшним днем. Что до той истории с Ланом Гопалом — признаться, меня к нему влекло. Сам знаешь, он меня добивался, а я не смогла устоять. Я не виню Лана, но хочу, чтобы ты знал: нас с ним больше ничего не связывает. Я снова счастлива. Мы с тобой принадлежим друг другу.

— Я по-прежнему чувствую то, что чувствовал всегда, Джин. Ты прожила в браке с Гопалом уже лет десять. Возможно, ты меня забыла и не обрадуешься этому «голокапу»…

Я, в отличие от этих двоих, обратился в слух, они же глядели друг на друга во все глаза и беседовали, друг друга не слыша.

— Мы по-разному мыслим — я хочу сказать, у нас это по-разному получается. — Джин опустила глаза. — Ты можешь все объяснить, ты у нас интеллектуал. Знаю, ты меня презираешь, потому что мне не хватает ума, ведь так? Ты твердил, что мы с тобой общаемся на бессловесном уровне… Даже не знаю, что еще добавить. Мне было грустно, когда ты снова улетел — обиженный, разозленный, и мне хотелось… В общем, ты сам видишь, как твоя бедная жена пытается сгладить размолвку с помощью этого «голокапа». Я шлю его тебе с любовью, милый Крис, и с надеждой, что ты вернешься ко мне на Землю и что все у нас снова будет, как раньше. Мы действительно друг другу принадлежим, я ничего не забыла. Произнося эту тираду, она волновалась все сильнее.

— Знаю, ты не хочешь, чтобы я возвращался… — гнул свое Майлер. — Время не повернуть назад. Но появилась возможность к тебе обратиться, и я не смог ею пренебречь. Пятнадцать лет назад ты подарила мне «голокап», который с тех пор сопровождает меня в экспедициях. После нашего развода я поступил в космические наемники. Сейчас мы сражаемся на стороне панславян.

— Только что узнал: мы летим на Скундру, хотя и не с самыми добрыми намерениями. Вот я и решил сделать эту запись в надежде, что появится возможность ее тебе переправить. Суть самая простая: я прощаю тебе все, что, по-твоему, достойно прощения. Прошло столько лет, а ты мне по-прежнему дорога, Джин, пусть сам я для тебя — пустое место.

— Крис! Я твоя жена, твоя малышка Джин! Обращаюсь к тебе, где бы ты ни был! Знаю, у нас бывают размолвки. Когда мы вместе, я не могу тебе в этом признаться, но поверь, наш брак многое для меня значит, и я хочу его сохранить…

— Странно, что я приближаюсь в роли врага к планете, которая теперь, когда ты вышла за Гопала, стала твоим домом. Я всегда знал, что от него не дождешься добра. Как он нас разлучил… Но все равно, передай ему: я не держу на него зла. Главное, чтобы он хорошо о тебе заботился, остальное неважно.

— Шлю тебе свою любовь, куда бы тебя ни занесло. Я много о тебе думаю…

— Надеюсь, он заставил тебя обо мне забыть. Это его долг передо мной. Некогда мы с тобой были друг для друга всем. Дальнейшая моя жизнь сложилась несчастливо, как бы я ни изображал перед другими весельчака.

— Ты говорил… сам знаешь, что ты говорил, но, надеюсь, я тебе все еще не безразлична… Я тебя не только не забыла, но и попытаюсь в будущем не скрывать своих чувств. Надеюсь, теперь я смогу лучше тебя понять…

— Джин, дорогая, это Крис. Как много времени прошло! Не знаю, следует ли мне теперь с тобой заговаривать, но молчать я не в силах.

Я отвернулся. Наконец-то я все уяснил, насколько это было доступно моему пониманию. Голограммы могли общаться. Пауза в монологе одного побуждала к реплике другого. Однако сама их речь была запрограммирована задолго до этой встречи. Каждый исполнял свою роль и был не способен ни на йоту от нее отвлечься. Женщина исчерпала свои мыслишки раньше мужчины и раньше перешла к повтору уже сказанного.

«Голокап» Джин был записан примерно на пятнадцать лет раньше «голокапа» Майлера. Ее речь относилась ко времени, когда они еще были женаты, его — была произнесена через несколько лет после развода. То была беседа вразнобой, без малейшей надежды перейти в осмысленный диалог.

Банальные умозаключения, они занимали меня совсем недолго! Их сменили соображения поважнее.

Человек Второй эры канул в небытие, унеся с собой яростные собственнические инстинкты. Не стало и благочестивых корлевалулоу. Во всяком случае, мы так считали. Нас окружали их творения, но самих корлевалулоу рядом и духу не было. Мы не могли их наблюдать, как не могли наблюдать меня Джин и Майлер, хотя посланные ими сигналы продолжали звучать. Свою роль эземпластического Ищущего первой категории я исполнил с блеском. Моими стараниями целое неизмеримо превысило части. Я обнаружил то, что моя шутливая знакомая назвала «секретом Вселенной».

Подобно голографическим образам, которые я наблюдал, человеческая раса галактического масштаба оказалась лишь проекцией. Нас сотворили корлевалулоу не как существа, наделенные свободой воли, а всего лишь как продукт размножения.

Доказательств этому не появится никогда, все останется на уровне интуиции. Но я привык доверять своей интуиции. Подобно двум образам, запертым в шести гранях, мы все скользим вперед, неуклонно утрачивая определенность. Подобно им, мы обречены продираться сквозь дебри прошлого, ибо копии лишены созидательного будущего.